22.04.2020

ВДВ глазами медика. Часть 7: Записки младшего врача полка

Дежурство по МПП

В худшие месяцы, когда народ в командировках и на обеспечении боевой подготовки, бывает по семь и более дежурств. Заступать нужно на сутки. Как и любой наряд в Советской армии. Любой фельдшер, медсестра, перед заступлением, как минимум после обеда и до восемнадцати, готовятся к наряду, то есть на службу не приходят. Офицера это не касается. Он железобетонный. В восемнадцать нужно стоять на разводе на плацу. Стоять здесь надо для того, чтобы старший лейтенант (капитан), заступающий в наряд дежурным по части, видел, кто у него будет в течении суток медиком, знал его в лицо.

После этого развода мне нужно, как обычно бежать, и проводить все тот же амбулаторный прием. Затем отрываться от него минимум на полчаса, и бежать в солдатскую столовую контролировать качество приготовления пищи, и санитарное состояние всех цехов пищеблока. Соответственно, если оно неудовлетворительное, то добиться устранения недостатков, и снова проконтролировать. Закончить амбулаторный прием. Оформить всю необходимую документацию. Провести вечернюю поверку больных и уложить их спать. Если не будет внезапных ночных поступлений больных, то и самому поспать.
Утром для больных подъем в семь часов, а у нас уже работа давно к этому времени, потому что нужно принять и обследовать всех водителей, которые выезжают из парка. Выявить и не пропустить в рейс тех, у кого есть какие-либо отклонения от нормы. Снова бегом в солдатскую столовую, а затем для меня все та же рутинная работа в течении дня. Плюс контроль столовой в обед.

Перед вечерним разводом нужно проверить состояние здоровья личного состава, заступающего в караул и в наряд по солдатской столовой. Там тоже необходимо проследить, чтобы больной человек не попал на сутки напряженной службы. А столовую еще и оградить от бактерионосителей.
Вот и сегодня у меня на приеме около семидесяти человек. Некогда в небо взглянуть, а тут прибегает сержант со штык-ножом и повязкой дежурного по штабу:
- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!?
- Слушаю тебя.
- Вас вызывает старший лейтенант Ильин!
- Кто это такой?
- Заступающий дежурным по полку.
- Передай ему что я очень занят и не могу прийти на плац.

Сержант убегает, а через пару минут снова с тем же требованием прибегает.
- Он очень настаивает, чтобы вы пришли.
- Передай ему, что пошел он вдаль.

Сержант убегает и возвращается с тем же вопросом. Встаю и иду на угол плаца, до которого от медпункта буквально тридцать метров. На плацу стоит весь личный состав суточного наряда. Это около сотни человек. Перед ними одинокий старлей, с которым я еще не знаком. По его настойчивости все терпеливо ждут меня. Он, видимо, из тех кто придерживается Устава до последней запятой.
- Чего тебе надо ?- ору я ему через весь огромный плац.
- Станьте в строй, товарищ лейтенант.
- Но тебе же уже передали, что я сильно занят.
- А меня это не волнует, становитесь в строй.
- Тебе сержант передавал, куда я тебя послал?
- Да.
- Ну вот и иди туда.
- Я доложу командиру полка о твоем поведении.
- И командиру дивизии не забудь доложить, - разворачиваюсь и ухожу. Почему я так поступил? Да потому, что я на таких разводах-построениях уже простоял минимум год своей службы. И точно знаю, что мне там делать абсолютно нечего. А с учетом моей нынешней загрузки, тем более. Мне могут возразить, конечно, из бывших и ныне служащих офицеров, что на разводе дежурный должен в лицо видеть тех, кто заступает в суточный наряд, чтобы знать с кем он несет службу и т.п. Согласен с ними. 

Это при том, что мы имеем возможность десятки раз познакомиться с дежурным в течении ближайших часов до и после развода. И в той же солдатской столовой, где оба пересекаемся на контроле. И после вечерней поверки, когда я лично приношу ему рапорт о состоянии дел. А в данном случае я, конечно, в его глазах выгляжу, как борзый нарушитель всего, чего только можно и нельзя.
Он, конечно же, пожаловался командиру. Тот даже для прикола поинтересовался, что я ответил Ильину на его предложение стать в строй. Он поплакался, что я его послал. А командир, ухмыльнулся, и сказал что да, этот может, и что он даже мне иногда это прощает, потому, что знает, что я, действительно, перегружен работой. На этом инцидент исчерпан внешне. Но такие, как Ильин ничего не забывают и не прощают. Мы еще двадцать лет будем служить бок о бок и вспоминать этот инцидент. Каждый по-своему доказывая свою правоту.

С выпученными глазами в приемное отделение врывается Вяткин.
- Кирилыч, где этот дневальный, с которым я только что разговаривал по телефону?
- Какой?
- Ну, этот, узбек!?
- Так, видимо, заменился, и ушел в палату. А что такое?
- Ух, я его сейчас заррою...
- А что случилось?

Вяткин потихоньку успокаивается и начинает рассказывать:

- Звоню, - говорит, - из штаба в медпункт, нужно было срочно спросить некоторые данные у Розова. Представляюсь, как обычно, майор Вяткин. И хочу попросить, чтобы он позвал Розова. Этот абрек кладет на тумбочку телефон и убегает. Через минуту поднимает трубку и орет: " Майора Вяткин нэта!"

- Я, не успеваю вставить слово, как он бросает трубку на рычаги. Повторяю попытку, и снова то же самое. Я там в штабе чуть трубку не погрыз от злости, ну, что ты будешь делать с этими чурками, - чуть не плача, жалуется он. 

Перед вечерней поверкой, прохожу по палатам. Проверяю чем занимаются больные. В самой крайней палате шесть мест. Два солдата в непонятном, буйном состоянии. Пытаюсь вникнуть в причину, а они в состоянии агрессии, и в тоже время на ногах стоять не могут. Рвутся то в окна, то в дверь. То угрожают всем, включая меня, и матерятся почем зря. То впадают в состояние страха, прячутся в шкаф и под кровати. Для начала с помощью своих подручных сержантов и солдат из личного состава, фиксируем их к носилкам. Делаем промывание желудков.

Параллельно провожу расследование. Мне сержанты приносят и показывают химический чулок с остатками вина на дне. Оттуда раздается знакомый уже мне запах куриного помета. Вино "Мэйд ин Табаки". Понятно. Еще раз промываем желудки и ставим клизму. Через пару часов молодые алкоголики приходят в себя.
При допросе узнаю, как и каким образом они приобрели пойло. Ну, это для нашей местности совсем не проблема, но они еще и сознаются, что для усиления эффекта, вместе с вином приняли по две таблетки димедрола. Надо сказать что добро такое, как димедрол, у нас в приемном отделении, вполне доступен, но обычно никто просто так им не интересуется. Выясняю, что они из роты, которой командует старший лейтенант Ильин, тот самый, который так упорно тянул меня на построение. Сообщаю эту приятную новость ему по телефону. Пусть и он в течении ночи не сильно крепко спит, пусть думает о подчиненных. Он, конечно, "обрадовался" и распущенные было перья в мою сторону с большой неохотой, но уложил обратно.

На второй день, следуя духу гласности и перестройки, шучу, в первую очередь, согласно нашим медицинским канонам, выдаю всю информацию на пятиминутке, а начмед с начальником медпункта и, особенно наши "красотки", распространяют любую жаренную информацию мгновенно и всем, включая, замполитов. Ну, а этим только дай повод, они с удовольствием любого загрызут и косточек не сплюнут. По-любому такие действия личного состава нужно пресекать на корню.

Дежурю дальше. Более-менее прошел обед для личного состава. Приготовление и питание в те годы происходило в старой, пятидесятых годов постройки, столовой. Для тысячи восемьсот человек, это был крайне неподходящий объект. Даже исходя из того, что питание происходило в несколько смен, потому что обеденный зал с трудом умещал только треть личного состава. А это значит, что в процессе приема пищи нужно было в ускоренном темпе перемывать горы посуды. При недостатке воды вообще, и посудомоющих средств в частности. Это тоже был один из основных моментов в передаче кишечных заболеваний среди личного состава. И при всем стремлении и желании медицинской службы хоть как- то препятствовать процессу заражения, это удавалось с большим трудом. Да и все подсобные помещения находились в удручающем состоянии. При наличии картофелечисток и посудомоющей машины, они реально работали на два-три процента от необходимого. Полы были покрыты толстым слоем жира, и по ним было опасно передвигаться, постоянно рискуя упасть и ушибиться. Вентиляция и достаточное освещение при мне не работали никогда. Темнота и постоянные клубы пара, шум и гам, создавали здесь атмосферу преисподней.

Замполит 2-го пдб к-н А. Козыро

На мое замечание о грязи в зале для приема пищи, замполит батальона капитан Козыро, от подчиненного подразделения которого сегодня работает личный состав в столовой, реагирует своеобразно. Тут же вызывает рабочих по залу, а это четыре человека, и отдает команду: "Упор лежа принять!". Бойцы, в засаленных, грязных десантных комбинезонах, мгновенно выполняют команду. Падают кистями рук на этот, покрытый толстым слоем грязи и жира пол, и под команду своего любимого наставника, начинают отжиматься. Это прожженный замполюга демонстрирует мне, что он, якобы, наказывает подчиненных за нерадивость. Я должен типа порадоваться этой экзекуции, потому что после такого наказания бойцы с утроенной энергией кинутся размазывать половыми тряпками грязь по столам, и наоборот.

А горячей воды, как не было, так и нет. Моющих средств нет, потому что начальник столовой вместе с начальником продовольственной службы давно их продали в соседнюю Молдавию. Или теткам по окрестным селам. Картофельное пюре жидкое и черное. Черное, потому что картошка не дочищенная, и не вымытая. Жидкое, потому что часть картошки сворована, часть не успели дочистить, и выбросили на помойку. Недостаток компенсировали водой, мукой и чем попало. Пережаренная рыба воняет на всю округу. Кушайте, товарищи гвардейцы, и не жалуйтесь.

Прихожу в медпункт и приступаю к амбулаторному приему. Не успел осмотреть, опросить и двух человек, как слышу еще со двора дикий рев. Затем крик врывается в медпункт.
- Доооктор!! Доктооор!!! Убииили! Убиили трех человек! Быстреее! Убиили! Голос Шуликовой ни чьим другим не спутаешь. Только она может реветь сиреной на весь полк. Выхожу навстречу.
- Что случилось?
- Там, там на стройке казармы плитой убило на смерть, три, триии, трех человек!

Глаза у нее при этом, как всегда перекошены, налиты страхом, ненавистью ко мне, но в тоже время следят за моей реакцией. А реакция моя на такую ситуацию совершенно спокойная, потому что возле трупов мне уже делать нечего. Для них есть другой доктор, патологоанатом, и у него фамилия Немков. Я спокойно беру сумку для оказания неотложной помощи и иду по направлению к казарме, которая, действительно, строится. Возле КПП, слева, если заходить с улицы.

Моя помощь может понадобиться лицам, причастным к трагедии. Шуликова стоит на крыльце медпункта и мне вдогонку, злорадно покрикивает:
- И ведь не поторопится! Не побежит!

"Пошла ты дура стоеросовая," - подумал я про себя. Подхожу к казарме. Вижу, как ни в чем не бывало, трудятся десятки солдат стройбата. Сверкают мастерки, они уже достраивают верхний, третий этаж, но что удивительно, все, буквально все, в новеньких красных касках, чего раньше я у них почти не замечал. Под торцевой стеной казармы стоят их командир роты и старшина. Мы уже давно знакомы, потому что их подчиненные у меня тоже постоянные гости. Вижу, что лица у них со слегка припухшими глазами. Мужчины плакали.
- Где ?- спрашиваю у них.
- Там,-указывают они мне руками в сторону бетонного забора. Подхожу. Вытянувшись в полный рост, лицом в грязь, лежит тело солдата. Его голова с коротко стриженными волосами превратилась в блин. И напоминает ежика на асфальте, когда его переезжает автомобиль. Ему уж точно моей помощи не надо. Чуть в сторонке, на груде кирпичей, сидит гражданский мужчина.

- Это все?- спрашиваю у него.
- Да, - отвечает он, и судороги искривляют его лицо. Он хватается за сердце. Вот кому нужна моя помощь. Я быстро заполняю шприц, второй…и колю ему сердечные и успокаивающие препараты.
- Вы здесь кто? - спрашиваю у него, когда он немножко отошел.
- Крановщик, - отвечает и чуть не плачет он.
- Как это случилось? - чисто риторически спрашиваю я у него.
- Солдат был стропальщиком. Он здесь внизу цеплял плиты перекрытия на потолок за крючья, я поднимал. Последнюю плиту с одной стороны он зацепил не за специальные петли, которые имеются на каждой плите с двух сторон, а за оголенную арматуру. Я не обратил на это внимания, или скорее всего не заметил. Приподнял на три метра, она сорвалась, и рухнула ему на голову.

С тех пор я помню, что вес этих плит тонна двести. В этот момент подъехали работяги из прокуратуры. Мне здесь больше было делать нечего.
- Ну, что там, доктор!? - еще с крыльца начала вопрошать Шуликова.
- Все нормально. Трое убитых, - отвечаю я.
- Как! На смерть?
- Нет, только на половину.

Забегает в приемное старшина девятой роты.
-Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?
- Да.
Посмотрите пожалуйста, это ваша подпись? И подает мне ротный "Журнал записи больных".
Смотрю. Под записью не моим почерком об освобождении на трое суток от выполнения служебных обязанностей стоит похожая, но не моя подпись.
- Нет, не моя, - говорю я прапорщику.
- Вот мерзавец! Хотел просачковать трое суток. Вашу подпись я ведь хорошо знаю, ее трудно подделать, но ведь попытался засранец, - ругается ротный папа-мама.

Амбулаторный прием и дежурство в этот обычный для войскового врача день я закончил как всегда. В двадцать один час с небольшим. Около десяти уже ужинал. Благо, мне теперь добираться домой, было всего-то, метров пятьсот.

Маски – шоу от Чиндарова и Горбунова

Очень своеобразно боролся с правонарушениями командир дивизии полковник А. А. Чиндаров. А таковых среди личного состава срочной службы было предостаточно. Травматизм, влекущий порой за собою инвалидность, на почве неуставных взаимоотношений в дивизии зашкаливал. Девяносто процентов травм скрывалось на месте, и дальше дивизии никуда не сообщалось о них. Львиная часть из них вообще пряталась от глаз начальства на уровне частей в которых они происходили, но вот выбитые селезенки и сломанные челюсти скрыть было намного тяжелее. С удаленной селезенкой солдата приходилось увольнять досрочно из армии, а здесь уже нужно было докладывать наверх причину увольнения,вчера еще абсолютно здорового солдата.

Ну, и естественно, что московское начальство периодически проявляло крайнее недовольство тем положением дел в "передовом" по всем показателям соединении. Наверху тоже сидели вчерашние комдивы, которые прекрасно знали и понимали настоящее положение дел в частях. Знали и то, что на одну выбитую селезенку, по статистике приходится минимум десять переломанных челюстей и сотня других ушибов и травм. А ведь были и травмы со смертельными исходами.

Не знаю, кто автор методики по профилактике неуставных взаимоотношений между личным составом, которую я застал, будучи в полку. Полагаю, что все тот же коллектив партийно-политического аппарата под руководством известного в дивизии шоумена-балетмейстера, полковника Горбунова. Но надо отдать должное, эффект от таких клоунад, был.

Весь личный состав Болградского гарнизона выгоняли на большой плац нашего полка. (Если что то подобное случалось в Кишиневском или Весело-Кутском гарнизоне, то мероприятие проводилось там, на месте). У нас было два плаца. Внутренний, по меньше размерами, на месте бывшего спортивного городка, между казармами. Он использовался для нужд полка, а старый, большой, теперь чаще эксплуатировался в целях гарнизона.

Так вот, когда я говорю, что сгоняли весь личный состав, то это значит, что собирали всех, кроме лиц караула и наряда (по одному человеку оставляли) по подразделениям. Приводили и наряды по столовым. Приносили на носилках даже лежачих больных из лечебных заведений, не говоря уже о ходячих. Выстраивали коробки замкнутым кольцом, оставляя широкий коридор посредине.

Командный состав дивизии занимал места на трибуне. Комдив вооружался мегафоном (в просторечии, матюгальником). К наружному краю плаца, со стороны КПП, подъезжал милицейский воронок. Из него выходили вооруженные автоматами, минимум четверо ментов. Затем вытаскивали из салона автозака главного героя спектакля. Если это летом, то в самой рваной и замызганной тельняшке и таких же засаленных ХБ брюках. Могли быть сапоги, самого большого размера, чтобы болтались на босых ногах. А мог быть и босиком. На груди, висящая на шнурке(стропе) большая табличка с надписью крупным, жирным, черным шрифтом " Я УБИЙЦА!" (вор, предатель и т.п.), в зависимости от ситуации.

Солдата в сопровождении вооруженных милиционеров, и обязательно, овчарки, под барабанную дробь и комментарии комдива через мегафон, проводили медленно по кругу (при необходимости, несколько кругов!). Чтобы все присутствующие могли наглядно и воочию убедиться, что так будет с каждым, кто осмелится переступить черту Устава (читай закона). Затем присутствующий на трибуне прокурор гарнизона оглашал приговор. И преступника пинками загоняли снова в воронок. Мог быть еще вариант с металлической клеткой на колесах, сваренной из толстой арматуры. Тогда наказуемый помещался внутри ее. Тоже в кандалах, рванье на теле и прочих хорошо запоминающихся атрибутах.

Обычно такого представления хватало на пару месяцев, чтобы наступило относительное затишье в солдатской массе.

Воровство

Еще в 1984 году, как-то по случаю, приобрел я фотоаппарат "Ломо-компакт", расшифровывается как Ленинградское оптико- механической объединение. Точно такой был у моего однокурсника Вани Попеля. И он мне сразу очень понравился. Как хвастался Попель, у него объектив был устроен по типу "рыбьего глаза". В общем, он по всей своей форме напоминал наши недавние "мыльницы", которые были последним писком фотоаппаратов пленочного типа, перед полным переходом на цифру. И обошелся мне тогда этот прибор ровно в семьдесят пять рублей.

В него можно было заправлять, как черно-белую пленку, так и цветную и слайдовую. И еще в нем не надо было ничего там крутить, он сам наводился на все нужные параметры. Очень было удобно им пользоваться для фотографирования на прыжках с парашютом. Засовываешь в рукав комбеза, в воздухе достаешь одним движением руки, и клацай сколько хочешь. Вот и взял я его на очередные прыжки. Положил и принес на службу в своем неразлучном "дипломате".

Выскочил из кабинета по каким-то срочным делам, не успев запереть дверь на ключ. А когда хватился, оказалось, что его в дипломате уже нет. Принес я из дома на него паспорт, с картинкой самого фотоаппарата. Особо уже не надеясь когда- либо найти, показал своим бойцам из медпункта, как он выглядит. Попросил, если где-то случайно увидят, реквизировать. Попросил и забыл. Прошло две недели. Старшина МПП срочной службы, ушлый парень, стучится ко мне в кабинет. Приглашаю. Он показывает фотоаппарат и спрашивает:
- Это ваш?
- Сейчас посмотрим.
Достаю паспорт, сверяем номер, да мой. Но, к сожалению, раскурочен полностью Сломана и не закрывается задняя крышка. Не работает зум.
- А самого вора-то нашли ?
- Никак нет, нашли только последнего владельца, но если надо, то мы пройдем по всей цепочке.

И что вы думаете, прошли по одиннадцати участникам, которые перепродавали его друг дружке. И нашли воришку. И притащили его ко мне. Он запираться не стал, сознался. Предлагаю ему, забирай, то что ты украл, а мне верни его стоимость.
- Ну, что вы. Он мне не нужен, а с получки я вам верну то, что он стоит. Только не сообщайте моему командиру роты.
-Ладно, - говорю,- поверю.
А сам то и не спрашиваю даже, сколько он прослужил. И какой период стоит на календаре, но командира роты случайно, при встрече я о происшествии предупредил. Он заверил, что все решит. Проходит месяц, снова сталкиваюсь с тем командиром в городском автобусе. Он меня спрашивает:

- Ну что, вернул тебе мой боец деньги?
- Нет, конечно.
- Вот сволочь, а ведь он уже уволился. Ладно говорит, я дам тебе его домашний адрес.

И принес через день мне на службу этот адресок.

Снова в круговерти забываю о нем напрочь. И только через полгода случайно наткнулся в своей записной книжонке.
"Чем черт не шутит, а давай, - думаю, - проверим.

И пишу письмецо, только не вору, а в его РОВД по тому адресу. Так, мол, и так, проживающий на вашей подведомственной территории, такой-то, совершил то то. Без всякой надежды на благополучный исход. Ведь перестройка-то уже была на исходе. Власть размывалась на глазах, но тем не менее, проходит еще пару недель, и звонок мне в дверь квартиры. Смотрю, почтальон, говорит мне:
- Получите и распишитесь. Вам перевод на семьдесят пять рублей.

Купил я потом в Одессе точно такой же. И за ту же цену.
Воровство в дивизии процветало. Меня все доктора в самом начале предупредили: - Не оставляй ничего на видном месте или в незапертом состоянии.

Был случай, проводил инструктаж должностных лиц, ответственных за подготовку заступающего в караул личного состава, заместитель командира дивизии полковник Стаськов. Медики, как всегда, ответственны за все. Поэтому и я стою в одном строю с рядом должностных лиц. Форму одежды объявили заранее, повседневная в сапоги.

Проходит вдоль строя этот полковник.
- Товарищ лейтенант, а почему у вас знак "Гвардия" такой древний?
- Никак нет, товарищ полковник, совершенно новый! - не смея нагнуть голову и посмотреть, на одном дыхании выпаливаю я.
- Ну, ну, - аж улыбнулся, очень суровый полкан. И пошел дальше вдоль стоя, уже ничего не говоря. Я перевел взгляд на этот знак, а там, о ужас! Вместо моего новенького, золотистого, с ярко-красной эмалью, висит весь потрескавшийся, потемневший и облупившийся, как трехсотлетняя черепаха, знак "Гвардия".

"И когда только успели, гады, подменить? - расстроился я. Вроде и не снимал кителя нигде.

Марьин

- В полк приезжает очередная комиссия, - предупреждает-доводит офицерскому составу и прапорщикам командир полка на ежедневном утреннем построении. - В первую очередь будут проверять полевую выучку линейных батальонов и дивизионов. Для этого в учебном центре необходимо развернуть все наши потроха для демонстрации мощи (и немощи, это уже от меня). Колонну с имуществом, которое будет передислоцировано в поле, назначаю возглавлять командира второго батальона майора Пшенова. Он же там и возьмет на себя общее руководство по развертыванию и последующей демонстрации для комиссии. Медицинское обеспечение от нашего "пункта медленного помирания" ПМП возглавит наш младший врач полка. Ты все понял, Озерянин?
- Так точно, товарищ полковник.

Бабич беспрерывно, шутит, балагурит и прикалывается. Наш медпункт он расшифровывает на свой манер, по старой аббревиатуре, ПМП, так она звучала четыре года назад. И расшифровывалась, как полковой медицинский пункт. А теперь вот уже четыре года как МПП, медицинский пункт полка. Но он постоянно называет его "пункт медленного помирания". А медицинский батальон дивизии - "забойным пунктом". Такое у него свое, специфическое отношение к медицинским заведениям.

После обеда личный состав медпункта загружает в санитарный автомобиль полевую палатку и все необходимое в полях, медицинское имущество. В шесть утра я, не ожидая общей колонны, выезжаю в учебный центр. Расстояние до точки "Б" из точки "А" пятнадцать километров. Приезжаем и в ожидании подтягивания общей колонны, занимаем место на автомобильной стоянке, за углом забора полигонной команды.
Минут через пять вдоль ряда стоящих машин пробежал какой-то сержант. Он жестами показал, чтобы водители вышли на улицу. Один за другим они стали выскакивать из кабин и бежать за поворот угла. Мой водитель тоже было дернулся вслед за ними.
- Сидеть!-спокойно скомандовал я.
- Товарищ лейтенант, так там же всех…
- Сидеть,- снова сказал я. Водитель остался, но дергался, как будто под него подложили седушку с иголками.
Подходит прапорщик, у него на левой руке повязка, "дежурный по вч…",-Товарищ лейтенант, разрешите вашего водителя?
- Зачем?
- Полковник Марьин приказал, чтобы силами водителей, на автомобильной стоянке навели порядок, пособирали окурки и мусор.
-Что!? Кто он такой?
- Он заместитель командира дивизии…

 Теперь уже я возмутился окончательно.
- Я приехал сюда на полчаса раньше колонны, чтобы мой водитель собирал за вас здесь бычки!? Пошел на … отсюда, прапоридло!
Прапор растворился за углом, но через пару секунд снова перед моим окошком.

- Ну, товаарищ лейтенант, полковник Марьин приказывает.
- Да пошел ты на … вместе со своим Марьиным! Ты меня понял?!
- Это кто так сказал!!!? - слышу я настоящий львиный рык за поворотом.
- Ко мне!!!

Ну тут уж вижу, что уже не до шуток. Выпрыгиваю из кабины и выскакиваю на дорогу. Посреди дороги передо мною стоит достаточно крупного телосложения полковник. Ноги расставил на ширину плеч, руки с розгой заложил за спину. Глаза на выкате, смотрят на меня испепеляюще.
- Товарищ полковник, лейтенант…
- Что!?? Да ты, как посмел посылать меня на …???!!! Да я тебя…

Глаза у него совсем полезли из орбит, рот раскрылся на ширину приклада…Я почувствовал, что становлюсь миниатюрно маленьким, а ноги уходят в асфальт, полковник проглотит меня целиком, и не заметит. Но я еще успел увидеть, что позади полковника по дороге прямо на нас мчится "Волга".
- Товарищ полковник, "Волга" сзади…

Он оглянулся, потом зыркнул на меня: - Эххх. Ну ладно, я еще с тобой разберусь! Все по рабочим местам! - гаркнул он. "Волга" остановилась. Из нее начал выбираться трехзвездный генерал. Марьин рванул к нему с докладом. Я запрыгнул в кабину своей машины. Обычным лейтенантам просто так лицезреть генералов вредно для здоровья... 
Все мы в тот день развернули, все продемонстрировали. Оценка была, вроде как, "хорошо". С Марьиным я больше не пересекался. Его куда-то отправили на повышение. Через много лет мне стало известно, что тогда он ушел командовать десантной бригадой в Кутаиси.

Путешествие в медбат

На амбулаторный прием приходит солдат с огромным флюсом левой щеки. Нагноился корень шестого верхнего зуба. Боец долго скрывал от командиров проблему и пришел, когда боль стала нетерпимой. Звоню врачу-стоматологу в медицинский батальон, он соглашается принять, потому что наш полковой зубодер находился в отпуске. Время около семнадцати часов. Даю команду водителю нашей санитарной машины на выезд. Ехать-то всего два километра, но на трети пути, напротив так называемого, пятого магазина, мотор глохнет.

Я, вместе с больным, пытаемся толкать "таблетку", так десантники называют УАЗ-469, но ничего не получается. На крыльце магазина сидит группа аборигенов, которые активно комментируют наши действия и предлагают разные "дельные" советы. Я слегка на них наезжаю в том плане, что лучше бы помогли завести с толкача. Они соглашаются, и присоединятся, но все равно ничего не получается. Справа от магазина я вижу полевую, хорошо утрамбованную дорогу-спуск к озеру, по которой, если машину направить туда, она, возможно, с горки заведется. Идем с водилой пешком и осматриваем - оцениваем эту возможность.

Водитель говорит, что должно получиться. Болгары тоже положительно оценивают эту идею.

- Главное, чтобы ты, - говорю я водителю, - как только мотор заведется, тормозил, а задом сдал назад.

Он согласно кивает своим набалдашником, потому что метров через сорок, справа от дороги начинается глубокий овраг, а слева отвесная грунтовая стена. Дорога вся кривая-извилистая, а в самом низу виднеются густые и толстые акации. С помощью добровольных помощников выталкиваем "санитарку" на этот путь. В пропасть.

Тихо и плавно машина как сдвинулась, так и пошла, нигде не останавливаясь и не тормозя. Я рванул вслед за ней, но на полдороге отстал. И только широко расширенными глазами смотрел, как она, набирая скорость на холостом ходу, мотор так и не завелся, умчалась вниз. Удара в дерево или звука падения в овраг не услышал. Бегу, смотрю, стоит мое авто в полуметре от толстого дерева целое и невредимое. И водила сидит, вроде даже не испуганный.

Теперь задача, как выбраться обратно. О больном уже и речи на сегодня нет.

- Сиди здесь и жди, попытаюсь кого-то найти, чтобы тебя вытащить, - говорю водителю. Поднимаюсь наверх, забираю своего пациента и пешком возвращаемся обратно в полк. Подходим к штабу полка.

- Иди в медпункт, - говорю больному, - и жди меня там. Никуда не уходи. Если кто спросит почему вернулся, скажешь, что машина в квартале от КПП заглохла. Переночуешь у нас, а завтра с утра поедем в медбат. Больной ушел, деваться ему некуда.

Захожу к дежурному по полку. Вешаю лапшу ему, что заглохла наша санитарка в ста метрах от полка.
- Разреши взять дежурный ГАЗ-66 и притянуть?
- Хорошо, бери.

Выезжаю за КПП, подъезжаем к тому же магазину. Прошу нового шофера принять вправо, остановиться и выйти из машины. На улице уже резко стемнело.

- Ты в горах когда- нибудь водил автомобиль?
- Никак нет.
- А по горным дорогам задом на грузовой машине тебе приходилось ездить?
- Шутите, товарищ лейтенант, конечно нет.
- А вот сегодня придется попробовать.
У солдата от недоумения глаза округлились.
- Пошли,-  говорю, - осмотрим все пешком.

И мы с ним вдвоем прошли весь путь вниз и назад. Они, водители, перекинулись парой слов внизу между собой.

- Ну что, сможешь проделать эту операцию?
- Попробую.
- Главное, не свались в овраг, - предупреждаю его. Поехали. Он за рулем, я снова сзади, оба сдаем задним ходом, я при этом жестами регулирую его движение, несмотря на узкую, извилистую дорогу и почти полную темноту. Благополучно спустились вниз. Я потом замерял эту дорогу, шестьсот сорок метров. Зацепили нашу таратайку за задний крюк и вытянули ее наверх. Военные водители, лучшие водители в мире! На асфальте перецепили "таблетку" за передок и благополучно въезжаем в КПП. Прошло сорок минут, как я взял дежурную машину.

А здесь уже целый майор, зампотех полка, накидывается на меня с кулаками и матами.
- Ты где был?

Дежурный по полку тоже топчется рядом. Делаю невинные глаза и мямлю, что, мол, так и так, машина не заводилась, невозможно было сдвинуть с места и прочую лабуду, но по их лицам вижу, что они оба счастливы тем, что машины в целости и сохранности. А все остальное это мелочь. Они даже не стали конкретно вникать в ситуацию.
Больной до утра переспал в медпункте, я назначил ему содовые полоскания полости рта. К утру даже отек немного спал. Отвели его к стоматологу. Проблем не было.

Обеспечение боевой подготовки

Кроме своей обычной врачебной работы в медпункте, меня наравне с остальными врачами и фельдшерами, постоянно, день через день, привлекают на всевозможные медицинские обеспечения напряженной боевой подготовки в полку. А это всевозможные стрельбы, вождения техники, и прыжки с парашютом.
Если назначают на обеспечение стрельб, тогда нужно с группой офицеров, которые будут непосредственно руководить и контролировать это мероприятие, ехать накануне, на инструктаж. Инструктаж проводит полковник Цымбалару. Его кличка в народе по ассоциации с фамилией, звучит, как "Сын барана". На самом деле он сын молдавского народа. И о нем ходит в дивизии басня, что вот, мол, когда он стал уже полковником, и приехал в очередной отпуск к своим родителям в село, то отец его и спрашивает:
- Сынок, вот ты мне скажи. Прошло уже так много времени, как ты ушел из нашего дома. Чего ты достиг в этой армии?
- Ну как тебе сказать, отец. Главное, это то что я дослужился до полковника, до папахи так сказать.
- Сынок, - говорит отец, - так ты и в училище военное, уходил из дому в папахе, и вернулся в ней домой. Не вижу никакого роста.

Дело в том что в молдавской национальной форме одежды, все парни носят бараньи папахи. (конечно, немного другие по форме, чем военные).

По должности Цымбалару начальник ПВО дивизии, но так как эта должность в мирное время абсолютно лежачая, он совершенно ничем не загружен, а у нашего комдива никто в дивизии особо не залежится. Вот он его и пинает туда, где тонко. Одновременно, "сын барана" и комендант гарнизона, он же почему-то еще заправляет периодически и боевой подготовкой в учебном центре. Вот к нему-то, за день до стрельб нашего полка, мы и направляемся на инструктаж. 
Обычно, это группа из четырех человек. Руководитель стрельб, он среди нас старший, обычно кто-то из линейных комбатов или командиров дивизионов. Начальник оцепления, медик и другие подсобные лица.

В одной из казарм УЦ у Цымбалару есть свой кабинетик. Стучимся, заходим, представляемся. Я совершенно не слушаю и не слышу всего того, что он говорит моим спутникам, потому что все что касается их работы, меня совершенно не касается. Моей работы никто из присутствующих, включая и самого "сына барана", тоже совершенно не знает, поэтому в мой адрес тоже никогда не звучит ни одного слова. Я и мне подобные здесь только присутствуем в качестве статистической единицы для того, чтобы такие, как этот баран, убедились что я реально существую. Что я завтра здесь буду. И что я, если это понадобится, должен буду выполнить возложенную на меня миссию.

На следующий день я еду снова же сюда, но уже в своей санитарной машине. Машина нужна не для того чтобы перевозить мою жо.. у, а все для того же, его величества, случая. Но и я пользуясь случаем, с удовольствием пользуюсь этим, так сказать армейским легковым транспортом. Еще осенью, когда я приезжал на эти обеспечения в первый раз, мой водитель, рядовой Булькаускас, говорит мне:
- Товарищ лейтенант, посмотрите вон туда вниз. Видите там виноградники?
- Вижу.
- Пока вы будете сидеть на своей вышке, разрешите я мотнусь туда за виноградом?
- Ты что охерел, солдат?
- Да вы не волнуйтесь, я уже там был и не раз. И все ваши предшественники меня с удовольствием отпускали. А капитан Коломоец прошлой осенью вообще целый подвал овощей и фруктов заготовил, благодаря мне.

Коломойца я лично не знаю, потому что он уже куда-то ушел на повышение. Но сын литовского народа вызывает у меня своим искренним и открытым лицом доверие, поэтому я соглашаюсь и отпускаю. Вечером, когда нужно было в тот раз уже ехать домой, случайно бросаю взгляд в салон автомобиля и вижу, что он доверху чем-то заполнен. А сверху по-хозяйски укрыт брезентом. Приоткрываю, а там стоят ящички винограда разных сортов и расцветок. Отдельно лежат арбузы насыпью и персики, тоже в коробочках.
- Это что такое? Ты что, хочешь посадить меня?
- Никак нет! - изображает испуг литовец. - Я все сделал так, что никто меня не видел и не слышал. Можете быть абсолютно уверены, товарищ лейтенант.

Все слова он произносит со своим специфическим, только для прибалтов присущим акцентом.
- Ой, смотри мне, Булькаускас. Чтобы это было в последний раз!
- Так точно, больше не повторится, - отвечает так уверенно, потому что следующий раз он скорее всего поедет с кем-то другим. И все повторится точно так же. Основную часть добычи, я сам советую ему разгрузить в подсобное помещение подвала. Это для личного состава медпункта. А именно, на это все они и рассчитывали. Поэтому разгружают быстро и со сноровкой достойной удивления. И только небольшую толику я беру в качестве презента себе. Бойцы молча меня благодарят, потому что им тоже эти лакомства с неба не падают. Ладно, пусть пополнят свои запасы витаминов в организме. И меня может когда-нибудь вспомнят добрым словом. А местные колхозы, авось, не обеднеют.

Заправка фляг ореховым отваром

Но сейчас зима. И я вместе с руководителем стрельб, торчим в кабине так называемой, продуваемой всеми ветрами, вышки. Она хоть и застеклена плексигласом со всех сторон, но во многих местах есть щели, трещины и всевозможные пробоины. Высота ее над землей метров десять. А так, как все сооружение находится еще и на холме, то ветерок имеет ее в любое время года. А зимой тем более. Согреваемся различными электрическими козлами, чаем с термосов и чем попало.
В пять часов дня на инструктаж прибывает группа офицеров, которые должны будут проводить идентичные занятия завтра, после нас, но они не смогли найти доктора, который должен быть в их группе. Этим медиком должен быть капитан Давыдов, но это жирное чмо уже успело "накушаться", и они не рискнули везти его с собой. Решили, что попросят меня поприсутствовать на инструктаже. А Давыдкина (так его называют в полку) они к завтрашнему утру приведут в чувство. В принципе я не против, но вот незадача, в связи с похолоданием Цымбалару издал распоряжение приезжать на инструктаж, и соответственно, на саму стрельбу в "десантуре". То есть в утепленной десантной форме одежды. А я сегодня еще в шинели.

И если группа зайдет к нему в кабинет в бушлатах, а я в своей шинельке, то тут же получу взбучку. Но ребята меня уговаривают, потому что без медика он просто отменит инструктаж и тогда получат все. Ладно, идем. Я захожу крайним взгляд сына барана мгновенно фокусируется на мне. У него уже открывается баранья пасть, чтобы на повышенных тонах задать мне "умный" вопрос.
Я смотрю на него в упор. У него самого на голове шапка набекрень, и сдвинута кокардой к правому уху. Шинель расстегнута, а кашне на шее накручено на бараньей шее, как веревка. И он, будучи как все животные, очень чувствительным ко взгляду, а у меня взгляд всегда отличался еще той "теплотой", если что-то не так. Запнувшись на полуслове: - Этттооо еще чтоооо!!! - переводит мой взгляд на свой внешний вид и захлопывает свою скворечню. Дальше инструктаж протекает в обычном тоне. Отдуплились.
- Спасибо, доктор, за то что выручил! - жмут мне руку все по очереди. - Мы в долгу при случае не останемся.
- А как это тебе удалось без слов заткнуть рот Цымбалару? - интересуется один из них.
- Ну, это благодаря моему особому, "нежному" взгляду.
- О, мы уже наслышаны о твоих способностях. Если ты нашел способ усмирить Шуликову с Пизанкиной, то о каком-то баране и речи нет, - начинают они наперебой расхваливать мои "способности". Я ухожу на свою вышку. Офицеры завтрашней смены убывают в полк.

Под вечер, если Цымбалару отсутствует, то в ход для согрева идет все подряд. Часто дневные стрельбы переходят плавно в ночные. Поэтому старший группы, когда уже все израсходовано, интересуется:
- Доктор, а не потрогать ли нам твой НЗ ?
- Если осторожно, то почему бы и не потрогать, - отвечаю я, потому что мороз с пронизывающими ветрами действительно уже достали. Тем более, что уже время к часу ночи, и прозвучала команда сворачивать стрельбу. Разливаем то, что Бог послал на троих, глотаем обжигающую слизистую рта огненную воду и загрызаем, уже услужливо разогретой на "козле" начальником оцепления, тушенкой с гречневой кашей. Ну, вот, вроде полегчало. Пора по коням. А утром, как обычно, на службу. Никого абсолютно не интересует, чем ты ночью занимался, и во сколько прикорнул на подушке.

Через пару дней моя очередь обеспечивать прыжки всей дивизии с Илов на площадке приземления. Если с "кукурузников" своей дивизионной эскадрильи личный состав может совершать прыжки в любой подходящий момент, по решению комдива, то с более крупной транспортной авиации, уже только с позволения высоко расположенных штабов. В такие дни на наш Болградский аэродром съезжается практически весь, не задействованный по службе личный состав дивизии. А это и полк из Кишинева и из Веселого Кута. Наших "молдаван" видно издалека. Они приезжают по-барски, на "Икарусах". Артиллеристы из Кута- поскромнее, на бортовых "Уралах".
Медицинское обеспечение всегда от нашего Болградского гарнизона, а это значит, по очереди, с двух полков, 299-го моего и 217-го пдп, соседнего, через дорогу. Иногда для усиления, выделяется хирургическая бригада от медбата.
Личный состав нашего медпункта в делах обеспечения чего-либо давно натаскан. И без лишних слов быстро загружают в "санитарку" все необходимое. А это носилки, различные шины, врачебную сумку для оказания неотложной помощи на выезде. Я только отдельно получаю в аптеке коробочку с наркотическими обезболивающими средствами, под роспись, за каждую ампулу. Как всегда выезжаем с огромным "ефрейторским" зазором, в шесть утра. Хотя непосредственная выброска десанта никогда раньше десяти не начнется.

Кроме нас туда едет еще целая бригада офицеров, прапорщиков и солдат от РДО и ВДС. Они со своим транспортом. Это специальные фургоны для погрузки уже использованных на сегодня куполов-парашютов. Специальная трибуна на колесах для руководителя прыжков. И много еще чего-всякого. Я в своей машине занимаю место на крайнем левом фланге этих спецов. Возле трибуны шевелится длинная полосатая "кишка" на высоком шесте. Она указывает направление ветра по всему полю, пардон, по всей ПП. На площадке приземления расставлены бойцы в шахматном порядке. В их задачу входит ловить купола тех, кого будет ветром тащить по полю. А еще у них имеются при себе столы, на которые, если возникнет необходимость, надо будет ловить тех у кого, не раскрылся парашют. Это такие длинные, авизентовые полотнища, на которых укладывают купола парашютов. Или же круглые, которые все видели по крайней мере в кино, на которые пожарники ловят тех, кто спасаясь, прыгает из окон при пожаре. Правда, за всю службу я ни разу не слышал, тем более не видел, чтобы на них кого-то поймали, падающего с километровой высоты.

Все, все застыли в ожидании появления самолетов. На трибуне стоит огромный специальный бинокль на подставке. Если в него смотреть, то десантники отделяющиеся от самолета видны, как будто в десяти метрах от тебя. Дежурные офицеры в нем могут своевременно заметить, если у кого-то из выпрыгивающих, возникает нештатная ситуация и своевременно подать команду на попытку спасти человека. Наконец, звучит команда: - Летят! Приготовиться всем.
Посреди площадки зажигают дымные костры, чтобы летящие на раскрытых куполах десантники могли по направлению дыма сориентироваться по ветру для правильного приземления.

Я выхожу из кабины своего УАЗа и наблюдаю за выброской. ИЛ-76 даже на расстоянии в километр от земли смотрится очень громоздкой птицей.

- Первый пошел! - орет кто- то на трибуне. Я видел, как открылась дверца со стороны обращенной ко мне, а вместе с ней и хвостовая рампа. Парашютисты посыпались, как горошины, а через три секунды у первых начали открываться купола. Первый борт исчез из поля зрения и тут же на его месте появляется второй, за ним третий, четвертый и так далее. В воздухе в таких случаях можно наблюдать что-то на подобие этажерки с косыми полками. Иногда, при равномерном ветре, таких полок можно насчитать до пяти и более. Когда первая "полка" уже приближается на глазах увеличивающихся куполах, верхняя еще только расцветает вспыхивающими одуванчиками.

Но зачастую, воздушные массы на высоте с разной скоростью перемещаются в различных направлениях. И тогда полок не различить. Все смешивается в один мечущийся во все стороны клубок. В чистом, морозном воздухе, не смотря на гул самолетов, а особенно если они уже отлетят, очень хорошо слышно каждое слово оброненное десантником. А ронять там есть, и слова и кроме слов.
В воздушной массе стоит сплошной русский мат. Он более доступен уху не изощренному любезностями.
-Тяни левую! Таку твою…
-Тяни правую. И твою не минать…

Это идет разговор между парашютистами о том, чтобы не случилось схождения куполов. А они при такой массе народа в воздухе, на каждом "шагу". Кроме десантников в воздухе летят сапоги, слетевшие с ног. Они вращаются, как пропеллеры, горизонтально к земле. Кроме них, на подобие чаек, плавно помахивая концами, парят портянки, как маленькие кубические шары приземляются сумки под парашюты. Черными клубочками несутся к земле зимние шапки. Их никогда не видно, но зато если попадет по голове или туловищу, то очень чувствительно прилетают парашютные кольца. Их десантники иногда забывают после рывка повесить куда надо.

Ветер многих таскает по земле, у кого купол не погас при приземлении. За ними бегают солдаты из команды помогающих потушить купола. Многие опытные парашютисты стремятся приземлиться как можно ближе к трибуне, чтобы не тащить потом купол на спине. А еще за умелые действия в воздухе, с рук командира дивизии, или и более вышестоящего командования, которое может присутствовать здесь в этот день, можно получить и именные часы с дарственной надписью.
Мои бойцы из помощников, санинструкторов и санитаров побежали навстречу своему командиру, начальнику МПП Розову - помочь нести парашют. Он сегодня совершил прыжок и торопится ко мне, чтобы подменить.

А я если успею, тут же запрыгиваю в кузов отъезжающей грузовой машины, на "старт". Возможно, что еще успею сегодня совершить прыжок. И я, действительно, успеваю. Правда, у меня нет сегодня своего уложенного парашюта, и я хватаю в попыхах купол своего кореша, нашего полкового стоматолога Вовы Науменко. А это категорически запрещено.
По-быстрому натягиваю его на свой стройный силуэт. Нужно успеть пройти все этапы проверки. А самолет крайний уже под парами. Все торопятся и подгоняют. Именно, на это я и рассчитываю, потому что на каждый парашют есть паспорт, и там указано, кто его владелец, если меня разоблачат, то не только не пустят на борт, а еще и взыскание наложат. Особенно с учетом того, что с некоторых пор я числюсь у ВДС-ников в "закадычных" друзьях.

Но ничего, все успеваю и проскакиваю все контрольные препятствия. В этот раз самолет не летает черт знает куда, а нарезав небольшой круг, заходит на курс для выброски. Все как обычно, я покидаю борт самолета под рев сирены и шум моторов. Правда, передо мною что-то было необычно в том, что несколько бойцов, перед тем как метнуться в открытую дверь, совершили какие-то мгновенные действия, прихватив кое-что с собою. Посредине салона, впритык с кабиной пилотов, стоит кресло борттехника. На его спинке висит добротная меховая летная куртка, а рядом такие же унты. Так вот, один боец метнулся на выход с курткой, а второй с унтами. Борттехник не успел даже глазом моргнуть.

Но когда я вывалился вслед за ними и попал в жесткий воздушный поток, у меня почему-то посыпались звезды и искры из глаз. В голове помутнело, и раздалась резкая боль в паху. Только когда раскрылся купол парашюта, я понял в чем дело. Мой зубной коллега по фигуре был колобкообразным. И вся подвесная система, соответственно, была подогнана под него. Я же в спешке не обратил внимания на болтающиеся на мне ремни и карабины. Вот они-то в динамическом полете, под натяжкой стабилизации, и дали знать, как хапать чужие купола. Удар, в основном, пришелся по придаткам.

Я еле вытащил свои провалившиеся в ремнях ноги, чтобы освободить их из удавки. Но ничего, все прошло благополучно. Скоро и мне навстречу подбежали наши медпунктовские бойцы, помогли дотянуть ношу. На все про все ушло чуть больше часа. И я снова приступил к исполнению своих обязанностей.

Вдруг посреди всего этого кавардака звучит ужасное слово:
- Свистит!
Это значит, что кто-то летит в объятия земли на нераскрытом парашюте. Я замечаю точку, которая с нарастающей скоростью несется навстречу твердому, не смотря на тонкий слой снега, бессарабскому грунту. Успеваю заметить, что группа солдат из команды обслуги ПП рванула со столами к нему, но он их опередил. Удар тела об землю, оно еще как мяч подпрыгнуло, но не высоко, не более чем с полметра.

В таких случаях к телу никого не подпускают, кроме медиков, руководителя прыжков и чуть позже, работников прокуратуры. Зрелище не из приятных, но нужно ехать или бежать, если рядом, и смотреть. Все мои действия заключаются только в том, чтобы констатировать смерть. Обычно тут же звучит команда: "Отбой прыжкам!"

К земле еще долетают те, кто был в воздухе. Самолеты выброску прекращают. Все службы сворачиваются и убывают в ППД. К работе приступают следователи. Причин так называемого "разбоя" может быть много. Я не стану здесь ничего этого перечислять. Специалисты знают их намного лучше и больше меня. И пусть в комментариях желающие напишут. Уезжаем в полк. Амбулаторный прием в семнадцать часов с меня никто не снимал.

Я начальник аптеки

Начальник аптеки прапорщик Недялков ушел в отпуск, и чтобы я не чувствовал себя недогруженным, по команде НМС полка ключи от этого объекта навесили мне. Почти один к одному стала повторяться ситуация, которую я уже проходил во время службы фельдшером медпункта в ГДР. На следующий день, с утра перед построением, "доктор Ваткин" залетает ко мне в кабинет с красными, выпученными глазами и выхлопом, как от крокодила, приглушенным голосом, просит:
- Кирилыч дай, дай быстрее, этот, ну, этот, ну, как его, ну, витамин..
- Какой витамин?- удивляюсь я.
- Ай, ну, что ты не в курсе? Разве тебе Недялков не говорил? Да этот, ну, витамин б-6…
- Пиридоксин, что ли? - уточняю я.
- Да, да, он. Давай быстрее, на развод опоздаем.

Я быстро нахожу упаковку ампул этого витамина, отрезаю на двух шейки, Вяткин выхватывает у меня из рук сначала одну, ломает ей запаянный конец и высасывает, потом вторую точно также. Сначала полощет содержимым ампул рот, потом проглатывает...
- Все, побежали, - говорит он. Я закрываю аптеку и мы быстро, огибая солдатский клуб, проникаем в уже вытягивающийся строй, занимаем свои места.

Здесь все, как обычно. Начальник штаба зачитывая приказы, жует сопли. Бабич, командир, нервничает. Затем с рычанием:
- Дай сюда! - забирает у него листочки и начинает интерпретировать их по своему:
"Ты что там Куценко крутишься в строю, как вошь на расческе?", - посмотрев в конец строя, он прикрикнул на начальника ПВО полка. И продолжил в своем стиле:
- Горбачев порубил в капусту сотни генералов, и даже маршалов, из-за таких как ты, вшивых ПВОшников, которые вместо того, чтобы сбить из пистолета какого-то немецкого замарашку Руста, дали ему возможность преспокойно посадить свою фанеру на Красной площади!

- А я то здесь причем, товарищ полковник? - пытался еще чего-то там мямлить в свое оправдание майор-зенитчик.
- Ты мне поговори еще! Так я тебе найду за что. Ишь, оно мне еще и возражает! Молчать, когда я тебя спрашиваю!
Майор заткнулся и уменьшился в размерах.
- В общем суть, этого приказа такова, что надо усилить, и еще раз усилить бдительность по отношению ко всяким летательным аппаратам, а так как мы с вами находимся практически на границе с сопредельными государствами, то нас это касается в первую очередь, и всех непосредственно.
Были еще какие-то вопросы, и приказы, но я их уже не слышал.

В медпункт возвращаемся всем медицинским скопом. К нам пристал один из ветеранов полка, майор Тютюнник.
- Открой аптеку, - просит у меня начмед. Открываю, заходим втроем.
- Давай, готовь по-быстрому коньяк, - говорит мне начальник медслужбы полка
- Не понял? Какой коньяк? - удивляюсь я команде начальника.
- Как, ты и этого не знаешь? Чему тебя вообще шесть лет в академии учили? - ухмыляясь и подмигивая своему, как я потом догадался, постоянному собутыльнику, майору Тютюннику.
- Открой левый ящик стола. Видишь там коробочку. Достань ее и открой.

Я выполняю все его команды. В картонной коробочке стоит двадцать флакончиков по пятьдесят миллилитров каждый. На этикетках написано, что это спиртовая настойка женьшеня.
- А теперь быстро открываем десять пузырьков и сливаем вот в этот мерный стакан.

При этом он начинает сам активно мне помогать открывать и сливать коричневое содержимое в литровую емкость с черточками и цифирками на боку.

По кабинету распространился насыщенный аромат спирта с корнем благородного растения, которое по инструкции, написанной на каждом флакончике, нужно принимать по столько-то капель, три раза в день для повышения иммунитета и сопротивляемости организма внешним воздействиям. 
- А теперь, давай, разливай по стаканам на троих.

Я подчиняюсь и разливаю.
- Ну, ты теперь будешь знать, что такое медицинский коньяк, - обращается ко мне старший коллега. - Видишь, он и по цвету и по запаху почти соответствует тому, магазинному. Но наш, не в пример армянскому, намного полезнее. Будем здравы!- произносит он и опрокидывает жидкость в луженую глотку. Майор, который в аптеке в гостях, одномоментно выпивать не стал. Сначала только половину стакана. Закуска для всех - аптечная, традиционная. Это уже даже я знал. Желтые горошинки витамина "Ц". Принятый на вчерашние дрожжи "коньяк", быстро размягчил служебное напряжение у майоров. Они начали говорить о чем-то о своем, мне неведомом. А так как оба прошли закалку в Афганистане, то тем для разговора у них хватало.

Я пригубил свою порцию, попробовал на вкус и незаметно спрятал.
- Эх, лейтенант. Как тебя зовут? - спросил меня гость. Я назвал свое имя.
- Володя, ты женат?
- Да.
- Эх, как жаль, ты мне так нравишься. Вот бы я за тебя отдал свою дочь. Она у меня такая хорошая девочка…
Даже у Вяткина что-то прояснилось в черепушке.

- Э,ээ, он женат, ты ему так не говори, не трогай моего доктора, он ужже занят. Майор еще долго сожалел, что такой хороший лейтенант и ему так нравится, а уже занят. Потом они тихонько переползли в кабинет начмеда, а я занялся своими делами.

Зубовщина

Незадолго до моего прибытия, на базе 299-го гвардейского парашютно-десантного полка замполитом и его коллективом под руководством командира была успешно разработана система индивидуально-воспитательной работы должностных лиц части и подразделений с личным составом. Она называлась "Методика поэтапной профилактики нарушений уставных правил взаимоотношений между военнослужащими", которая нашла широкое применение не только в частях и подразделениях ВДВ, но и во всех частях Вооруженных сил СССР.

Лично я особо не вникал, но методика заключалась в том, что практически на каждого солдата части заводилось что-то типа личного дела, которое в любой момент могло превратиться в уголовное. Особенно на тех, кто так или иначе не вписывался в общепринятые повороты. Велась активная переписка с военкоматами, из которых был призван солдат. Вплоть до школы и других учебных заведений, где он учился и с местом работы, если до армии такое было.

Солдаты, сержанты и старшины полка

Плюс к этому практиковалась, так называемая в солдатской среде, "школа ночных бомбардировщиков", когда всех нарушителей дисциплины привлекали на дополнительные занятия по политической подготовке после отбоя. Закрывали их в каком-нибудь классе и замполиты, по графику далдонили одно и то же, ночь за ночью, не давая бойцам спать. Брали, так сказать, на измор. А днем для них никто никаких скидок не делал. Все нагрузки шли, как на всех, своим чередом.

Много еще всяких санкций придумали замполиты в рамках Уставов, чтобы выбить дурь из головы нарушителей. И результаты были. Всякие, включая и те, что некоторые не выдерживая, могли и стропу накинуть на шею, как в том же РДО. Но в основном, они были положительные. Злые на замполита языки трепали, что это не сам Зубов придумал, а его жена, педагог по образованию, он только внедрил. Но не важно, это был реально разработанный в войсковом звене передовой опыт.

Страница 3 - 3 из 4
Начало | Пред. | 1 2 3 4 | След. | Конец | Все
Автор:  Владимир Озерянин