ВДВ глазами медика. Часть 6: Фергана

Фергана. Путешествие первое

Два раза в год, весной и осенью, во всех вооруженных силах СССР начиналась лихорадка по приему молодого пополнения. В ВДВ и здесь имеется своя специфика. 
Если от любых других войск по военкоматам для набора молодежи отправляются обычные строевые офицеры (за мелкими группами-прапорщики), так называемые в народе "покупатели", то у нас все не так просто. На каждый областной сборный пункт прибывает от наших частей целая бригада офицеров и сержантов. В группу в обязательном порядке входит офицер от линейного подразделения, он старший команды. Замполит, врач и два-четыре сержанта срочной службы. Все в зависимости от количества призывников, которые будут набраны в эту команду. Врач едет для того, чтобы на месте перепроверить качество набираемого материала, на пригодность к службе в наших "элитных", о чем узнал я почти под занавес службы, войсках.

Все будущие солдаты ВДВ уже прошли районные и областные медицинские комиссии. Все они, по идее, добровольцы - к нам других и не берут. Но! Реально абсолютно здоровых, уже тогда с каждым годом становилось все меньше, хотя добровольцев еще пока хватало. Военкоматам нужно было выполнить спущенный сверху план. До выполнения плана, как всегда, пять-десять человек не хватало. Местным медкомиссиям давалась команда от военкомов:
- Закрыть глаза на незначительные отклонения от нормы у некоторых добровольцев.

Вот потому мы, врачи ВДВ, и были вынуждены мотаться по всему Союзу, проверять и перепроверять уже трижды проверенное.

Если наша команда таких непригодных к службе в десанте привозила в часть, а здесь они в обязательном порядке проходили углубленное обследование уже нашей комиссией специалистов, то отсеянных нужно было отвозить обратно в их родной военкомат за свой счет, то есть за счет тех, кто их привез. И найти им замену в том же военкомате. А по приказу командира дивизии все, кто привез негодных ("негодников") к службе в ВДВ, должны были отсидеть пять-семь суток на гауптвахте. В зависимости от степени вины, после того, как призывная компания закончится.

Все, что я пишу выше, происходило реально. И с завидной регулярностью повторялось весной и осенью. Врачи и на гауптвахте сидели, и негодников за свой счет отвозили. Вот и на сей раз прозвучала команда:
- Вперед! Труба зовет!

Всех врачей, убывающих за молодым пополнением, в том числе и меня, приглашают на инструктаж к командиру дивизии лично. К назначенному времени в составе команды от полка прибываем в штаб дивизии. Здесь есть небольшой конференц-зал, в который нас набивается немеряно. Но ничего, потеснимся.

Звучит команда:
-Товарищи офицеры!
И мы замираем по стойке смирно. 
В зал входит белобрысый, стройный и худощавый, самарский татарин полковник Чиндаров. Командир дивизии. Смотрит по сторонам из-под лба и недовольно. Я за свое непродолжительное время службы вижу его первый раз. Подпольная кличка комдива "фотограф", это за то, что у него есть любимая фраза: "Я вас снимаю!". Имеется в виду, с должности с последующим увольнением из армии. Иногда, с разжалованием.

А снимает часто. И часто есть за что, потому что он прибыл на своюдолжность относительно недавно, а в дивизии до него был "полный бардак" после его предшественника, европейца-либерала генерала Освальдаса Пикаускаса. 
Дело в том, что литовец очень уж демократично и индивидуально подходил к различным правонарушениям - особенно со стороны офицеров и прапорщиков. Жалел их, надеясь на взаимопонимание. Прибалты очень редко служили в СоветскойАрмии офицерами, а этот осмелился и даже стал генералом.

Еще нашу дивизию за глаза недоброжелатели называют "пьяной дивизией". Хотя я с такой формулировкой всегда был категорически не согласен. Ну и что, что почти поголовно весь личный состав дивизии, включая солдат срочной службы, круглосуточно на подпитке? Я же сказал, почти, то есть не все. Есть и трезвые, например, я. Пока еще.Да и комдив с начпо дивизии постоянно всем твердят, что не употребляют (на виду). Так что не надо обзывать нашу дивизию всякими незаслуженными кличками…))

Вслед за комдивом в зал входит НАЧальник ПОлитического отдела дивизии (сокращенно его должность так и звучит - "начпо") полковник Горбунов. Подпольная кличка "Конферансье". Этот наоборот, идет, как шпала, вертикально, выставив вперед нижнюю челюсть, как ковш экскаватора. А вслед за ними просачивается начальник мобилизационного отдела подполковник Курилов со своими писарями. Вот ему первому и слово предоставляется.

Он зачитывает по заранее составленным спискам, какая команда в какую степь отправляется. Мы по очереди подпрыгиваем и представляемся. Почти все присутствуют, за исключением тех, которые опаздывают всегда, или не приходят никогда. Здесь-то я и узнаю, что моя команда и я, соответственно, отправляемся за молодежью недалеко и не близко, а в славный город Коканд, что в Ферганской долине. Фергана - это (для современной молодежи разжевываю) такой областной центр в советской республике Узбекистан.

Затем нас долго настрополял начпо, рассказывая "за жизнь" и "за перестройку". А в конце тоже долго стращал комдив, угрожая всякими карами, которые непременно последуют для тех, кто не справится с поставленными перед ними задачами. В конце мобисты вручили нам по конверту каких-то документов, которые нужно заполнять на каждого призывника и отпустили. Старшим моей команды был назначен капитан Николай Гуреев, с которым я раньше не встречался, но здесь же на месте мы и познакомились.

В нашу группу входило еще два замполита и шесть сержантов, но они должны были присоединиться к нам попозже.Что и как, я подробно по дороге расскажу. Еще нужно в строевой части полка получить командировочные предписания и проездные документы. Выезжаем завтра "утренней лошадью".

По приказу комдива нам необходимо было получить и взять с собой личные пистолеты. Но "бывалые" доктора Давыдов и Мазминов, посоветовали мне не брать с собой эту обузу. Я и не взял, а вот мой старший группы приказ выполнил. Ох, и намаялся он с ним, с пистолетиком. Маршрутным автобусом добрались до Одессы. Здесь на железнодорожном вокзале снова встретились практически все, кто выехал в командировку из дивизии. Только маршруты у нас были разные. Во все концы необъятного Советского Союза.

Наш с Гуреевым поезд отправлялся в двадцать два часа. Целый день нужно былогде-то убить. У Мазминова тоже время было до восемнадцати, а Давыдов уехал в десять утра. Решаем затариться в дорогу горячительным для дезинфекции ЖКТ. Ищем ближайший ликеро-водочный магазин, а там уже полно наших. Миша Мазминов дергает меня за рукав.
- Давай выйдем пока на улицу, - шепчет он мне на ухо.
Выходим.

- А в чем дело? - задаю я ему тупой вопрос.
- Там сейчас полно наших замполитов, - говорит Миша. - Видел такого здоровенного жлоба? Это Батюк, тот еще "Виконт Доброжелон" - один из самых гнусных. Он с тобой, на твои нажрется, а потом тебя же и заложит. Так вот пусть они сначала отоварятся, а мы успеем, - резонно говорит мой младший по возрасту коллега, но уже более опытный по сроку службы офицером.

Чуть позже, но мы тоже закупили, всё что было нужно. Оставили вещи в камере храненияи пошли шататься по городу. И тут я вспомнил об одной Одесской достопримечательности, которую давно мечтал посмотреть! "Гамбринус", так называется пивбар, который навеки обессмертил писатель Александр Куприн в своих произведениях.

- Пойдем? - задаю я риторический вопрос.
- Конечно!

Все поддержали меня. Долго плутали, но нашли. Два часа, не меньше чем в мавзолей к Ленину, пришлось простоять в очереди,чтобы попасть в этот исторический гадюшник, столь популярным оказалось сие заведение. Но нам ведь торопиться некуда, стоим.

Наконец и мы в зале. Почти сразу у входа вижу пианино со скрипкой и шляпой на нем. Без разрешения автора, я наберусь смелости процитировать великого татарского писателя.
"Гамбринус, так называлась пивная в бойком портовом городе на юге России. Хотя она и помещалась на одной из самых людных улиц, но найти ее было довольно трудно, благодаря ее подземному расположению. Часто посетитель, даже близко знакомый и хорошо принятый в Гамбринусе, умудрялся миновать это замечательное заведение и, только пройдя две-три соседние лавки, возвращался назад.

Вывески совсем не было. Прямо с тротуара входили в узкую, всегда открытую дверь. От нее вела вниз такая же узкая лестница в двадцать каменных ступеней, избитых и искривленных многими миллионами тяжелых сапог. Над концом лестницы в простенке, красовалось горельефное раскрашенное изображение славного покровителя пивного дела, короля Гамбринуса, величиной, приблизительно, в два человеческих роста. Вероятно, это скульптурное произведение было первой работой начинающего любителя и казалось грубо исполненным из окаменелых кусков ноздреватой губки, но красный камзол, горностаевая мантия, золотая корона и высоко поднятая кружка со стекающей вниз белой пеной, не оставляли никакого сомнения, что перед посетителем - сам великий король пивоварения.

Пивная состояла из двух длинных, но чрезвычайно низких сводчатых зал. С каменных стен всегда сочилась белыми струйками подземная влага и сверкала в огне газовых рожков, которые горели денно и нощно, потому что в пивной окон совсем не было. На сводах, однако, можно было достаточно ясно различить следы занимательной стенной живописи. На одной картине пировала большая компания немецких молодчиков в охотничьих зеленых куртках, в шляпах с тетеревиными перьями, с ружьями за плечами. Все они, обернувшись лицом к пивной зале, приветствовали публику протянутыми кружками, а двое обнимали за талию дебелых девиц, служащих при сельском кабачке, а может быть дочерей доброго фермера. На другой стене изображался великосветский пикник времен первой половины XVIII столетия; графини и виконты в напудренных париках жеманно резвятся на зеленом лугу с барашками, а рядом, под развесистыми ивами - пруд с лебедями, которых грациозно кормят кавалеры и дамы, сидящие в золотой скорлупе. Следующая картинка представляла внутренность хохлацкой хаты и семью счастливых малороссиян, пляшущих гопака со штофами в руках. Еще дальше красовалась большая бочка, и на ней, увитые виноградом и листьями хмеля, два безобразно толстых амура с красными лицами, жирными губами и бесстыдно маслеными глазами чокаются плоскими бокалами. Во второй зале, отделенной от первой полукруглой аркой, шли картины из лягушечьей жизни: лягушки пьют пиво в зеленом болоте, лягушки охотятся на стрекоз среди густого камыша, играют струнный квартет, дерутся на шпагах и.т.д. Очевидно, стены расписывал иностранный мастер.

Вместо столов были расставлены на полу, густо усыпанном опилками, тяжелые дубовые бочки; вместо стульев - маленькие бочоночки. Направо от входа возвышалась небольшая эстрада, а на ней стояло пианино. Здесь каждый вечер, уже много лет подряд, играл на скрипке для удовольствия и развлечения гостей музыкант Сашка- еврей, кроткий, веселый, пьяный, плешивый человек, с наружностью облезлой обезьяны неопределенных лет. Проходили года, сменялись лакеи в кожанных нарукавниках, сменялись поставщики и развозщики пива, сменялись сами хозяева, но Сашка неизменно каждый вечер к шести часам уже сидел на своей эстраде со скрипкой в руках и с маленькой беленькой собачкой на коленях, а к часу ночи уходил из Гамбринуса в сопровождении той же собачки Белочки, едва держась на ногах от выпитого пива.

Впрочем, было в Гамбринусе и другое несменяемое лицо - буфетчица мадам Иванова, - полная, старая женщина, которая от беспрерывного пребывания в сыром пивном подземелье походила на бледных ленивых рыб, населяющих глубину морских гротов. Как капитан корабля из рубки, она с высоты своей буфетной стойки безмолвно распоряжалась прислугой и все время курила, держа папиросу в правом углу рта и щуря от дыма правый глаз. Голос ее редко удавалось слышать, а на поклоны она отвечала всегда одинаковой бесцветной улыбкой".
 
А вот и мои впечатления о сем заведении. Да, потолки низкие и сводчатые, и пол обильно был посыпан опилками. Столы огромные, но обычные. И стулья обычные вместо бочонков. Десять человек могли сидеть за каждым, не стесняя друг друга пивными животами. Кружки с пивом уже стояли на краях столов, наполненные заранее. Пиво советское и так не ахти, а здесь еще и вычахшее, то есть с уже выветрившимся хмелем, если он в этих Одесских помоях, вообще был. Короче, посидели мы часа два, выхлебали по бокальчику, отдали по трети своего "золотого запаса" из кошельков и, не солоно хлебавши, побрели на вокзал. При этом я еще и услышал здесь, что настоящий кабак располагался через дорогу, в соседнем подвале, но там что-то разрушилось, и его перенесли сюда. Вот так. Я в очередной раз убедился, что от прославленной Одессы уже ничего и не осталось.

Сначала мы едем поездом по маршруту "Одесса- Саратов". В Одессе еще относительно тепло. В Саратове - холод собачий. Там пересаживаемся на другой паровоз: "Москва – Андижан". Я впервые пересекаю Волгу. Пейзажи за окном с каждым часом все пустыннее, а скоро вообщепошла совершенно безлюдная казахская степь - пустыня. Половина окон в вагонах выбита. Пыль и песок везде. Выедает глаза и скрипит на зубах.

На крутых поворотах видно хвост поезда, и заметно как его трясет и кидает из стороны в сторону, как будто и людей в нем нет. Все как в кино. Не хватает только банды басмачей на лошадях за окном. Наши запасы, которые мы прихватили в дорогу, уже давно съедены и выпиты, а впереди еще трое суток дороги и ни одной приличной станции по маршруту. Коля не слазит со своей второй полки, а если и сползает, то только в туалет. Он кладет на пузо железяку под название ПМ и стережет его, от голода уже только постанывает.

Слава Аллаху, он послал нам в купе попутчиков. Два врача-туркмена. Едут из Москвы с какой-то конференции. Они о чем-то разговаривают между собой на своем родном, для нас непонятном языке, но, как бывалые, имеют с собой запас воды. Немного, десять литров, с нами периодически делятся зеленым чаем.Сами же с помощью кипятильника его заваривают. Здесь я впервые стал привыкать к этому хорошо утоляющему жажду напитку. Всегда раньше пил только черный, но мне неудобно быть у них постоянным нахлебником. Мы уже ходили с Гуреевым в вагон-ресторан, но там почему- то совершенно пусто, может потому, что уже на исходе был второй год перестройки...

Тем не менее, через какое-то время я снова иду к азиату-официанту этого пункта голодания на колесах. Он уже смотрит на меня недоброжелательно.
- Слушай друг, - говорю я ему, - быть такого не может, чтобы у тебя ничего не было пить.
- Ладно, уговориль ты мэня, началник. Идем.
И подводит к стенке-перегородке, какая обычно есть в этих вагонах.
- На, сматри.
С этими словами открывает седушку одного из диванчиков. Под ней вижу огромное количество каких-то серых целлофановых пакетиков, похожих на подушечки.
- Здэсь лэжит яблочный сок.Пять рублэй адын пакет.
- А сколько в нем граммов?
- Двэсти.
"Ну ничего себе, - думаю, какую цену заламывает абрэк.
- А по дешевле, никак?
- Нэт, - цокает он языком и машет, как ишак головой. А пить так хочется. А деньги на исходе. Мне ведь "всезнающий" Мазминов посоветовал :
- Больше пятидесяти рублей с собой в дорогу не бери. В этой командировке денег не надо. Еще и с деньгами домой приедешь.

Вот я и послушал его. Беру два пакета и прихожу в свое купе. Коля по- прежнему, лежит, стонет и греет пистолет на животе.
- Вставай,- говорю.
- Зачем?
- Пошли, дело есть.

Он кряхтя и нехотя слазит с полки. Идем в тамбур, там прохладнее. Я подаю ему пакетик. У него глаза на лоб.
- Откуда?
- Да пей уж.

Откусываем уголки у подушечек и жадно глотаем теплую, кисловатую влагу. Выпили, пакетики выжали до последней капли, но даже не полегчало. Возвращаемся в купе, а там наши туркмены уже чай заварили, и для нас в том числе. Спасибо им, хорошие люди. С каждым километром поезд все больше отклоняется на юг и становится все теплее.

А вот и остановка. Какой-то полустанок. Мы обрадовались,что, возможно, раздобудем чего-то пожевать, попить, но проводник предупредил, что и здесь ничего нет. Это какая-то маленькая ракетная часть и мелкий аул при ней.
Точно, к нашему вагону подошла группа солдат и с ними капитан. Они сами хотели чем-нибудь разжиться от проходящего поезда. Еще стояла в сторонке женщина с выводком детей, мал мала меньше. Одного из них она держала на руках. У меня при воспоминаниях этот капитан всегда стоит перед глазами. Небольшого росточка. Рубашка цвета хаки под палящими лучами солнца давно превратилась в белесую. Погоны на ней трудно вообразить, во что они превратились, как будто верблюд в течении дня жевал их и выплюнул по причине несъедобности. Брюки не видели утюг с тех пор, как их сшили. Туфли давно превратилисьв какие-то засохшие колодки- шкарбаны. И все это вместе взятое, обильно присыпано серой пудрой-пылью. Одеяние солдат вообще не поддается описанию. Стриглись они последний раз, видимо, месяца три назад, а воды не видели с полгода. Кирзовые сапоги, потрескавшиеся, с загнутыми вверх носками, никогдане видавшие крема.

Дети и сама женщина лет тридцати, выглядели, как выводок поросят у зачуханной хозяйки, до того они все были грязными. Вот тогда-то я и поблагодарил Бога за то, что в свое время, хоть и эмпирическим путем, но выбрал службу в ВДВ. Здесь мы стояли максимум две минуты, но я успел разглядеть все, чтобы запомнить навсегда.

Снова бесконечные просторы по обе стороны от железной дороги. Здесь впервые я понял, что такое горизонт и почему у коренных казахов зрение до семи единиц. Также насмотрелись мы на миражи. Как и в любой пустыне, в этой они тоже довольно частые и реальные. Кажется, ну все, вот он, наконец, большой город, и мы разживемся водой и всем необходимым.А через пару секунд он исчезает.

Пустыня Кара-Кум

Изредка можно увидеть одинокого верблюда, поддерживающего свое существование любимыми колючками, которые названы в его честь. Ну вот, наконец-то нагоризонте заблестело огромное зеркало воды. Возможно, что это озеро. Подъезжаем через полчаса к нему, а это всего лишь очередной солончак, а по нему из конца в конец ветерок гоняет шары перекати-поля.

И все-таки реально вижу город. Буквально, через километр, уже приближается. Домики, дома, мечети, минареты, деревья. Подъезжаем впритык, а это, оказывается, всего лишь мусульманское кладбище, а выглядит со всеми своими склепами, куполами и полумесяцами на них, как настоящий городок. Да когда же эта дорога уже закончится? - мысленно вопрошаю я сам себя.

Мой напарник давно рассказал в подробностяхвсю свою, в том числе и афганскую биографию. Оказывается,он служил в городе Ош Киргизской ССР. Там стояла одна из частей Ферганской 105-й ВДД и был там "мусульманский" батальон, в составе которого, мой спутник принимал участие в апрельской "революции". Непосредственно принимал участие в штурме дворца Амина. Тогдашнего афганского правителя. Имеет орден, ранение и полное забвение. Командировку в эту сторону выбрал он сам, чтобы еще раз побывать в этой самой Оши, встретиться с друзьями, если еще кого застанет.

Нам предстоит набрать девяносто девять местных абреков-узбеков. Отправлять домой будем партиями по тридцать три призывника. С последней партией мы с Колей должны убыть и сами. За каждой группой накануне отправки должен прибытьзамполит с двумя сержантам от нашей дивизии. В предпоследней команде должны примчаться и два сержанта в помощь нам с Гуреевым.

Областной сборный пункт находится в городе Коканд, конечная точка нашего прибытия. В десяти километрах от самой Ферганы. А поезд прибывает настанцию Андижан, откуда мне еще предстоит на чем- то добираться до Коканда.

Но вот и относительно крупный, реальный город на нашем пути. Чимкент (на местном наречии Шимкент) называется. Здесь-то мы и пополнили свои запасы провианта и воды. Дальнейший путь прошел как-то быстрее. Наши попутчики уже давно сошли, новых, не подсадили. Даже Коля расслабился, и наконец, спрятал свою пушку-погремушку в дипломат. Но вот и приехали...

Местный колорит был для меня в диковинку. Женщины хоть и не носили паранджу, но своими одеяниями резко отличались от наших, европейских. На мужчинах кроме обычных костюмов с двубортными пиджаками очень часто мелькали стеганые, как фуфайки, длиннополые ватные халаты, но на головах независимо от костюма или халата у всех поголовно были тюбетейки. А на ногах, кроме обычных туфлей или ботинок, у многих были мягкие хромовые сапожки без каблуков, но с резиновыми калошами сверху.

Женщины на мой неискушенный взгляд, все без исключения были очень яркими. Шелковые платья-балахоны ниже колен сверкали люрексом, с традиционными узорами, а под ними такие же шаровары. Затянутые на щиколотках шнурочками. На ногах - яркие, украшенные разноцветным бисером, тапочки с загнутыми вверх носочками. Походка у них какая-то птичья, мелкими шажками.

Находим автовокзал и расстаемся на трое суток с Николаем. Он едет в свой, ставший когда-то родным, Ош. А я нахожу рейсовый автобус до Коканда. Общественный транспорт, он и в Африке общественный. Битком набитый аборигенами ЛАЗ. Мне, как всегда, сидячего места не досталось. Я совершенно один, среди чужих и непонятных людей.

Давка неимоверная, жара-духота. Все та же пыль через открытые форточки и окна. Вонь от давно или вообще не мытых тел. В основном, едут жители местных кишлаков и аулов. Возрастные категории от детей до древних стариков и бабушек. По возможности, выглядываю в окна вокруг. Пейзажи для меня диковинные. Я их раньше видел только на картинках в школьных учебниках.

По какому-то коричнево-пепельного цвета полю движется цепочка людей. Они что-то собирают и бросают за плечо. Набираюсь смелости и обращаюсь к рядом стоящему узбеку, примерно лет сорока по возрасту.
- Что делают те люди в поле? - он смотрит на меня, как на дикаря. Потом соображает, что я, видимо, здесь впервые, и отвечает на достаточно внятном русском языке.
- Это дехкане. Они собирают хлопок. Вот скоро автобус остановят и нас погонят собирать. Ну, вас может и не тронут. Вы ведь в форме и с документами соответствующими.

Сбор хлопка

- Как это? Как погонят? А вы какое имеете отношение к этому хлопку? - безмерно удивляюсь я.
- Очень просто, у нас ведь феодально- рабовладельческий строй никто не отменял. Идет запарка с выполнением плана по сбору и сдаче хлопка. Милиция устанавливает посты на дорогах. Транспорт останавливают и всех, кто здоров и не имеет каких-то документов о срочно выполняемой работе, гонят в поле. Принудительные работы. А если не выполнишь план, так еще и избить могут.

Читая в моих глазах немой вопрос, он сам на него и отвечает:

- О советской власти здесь забудьте. И не было ее никогда. Председатели колхозов - это те же баи, районное начальство - ханы, областное и республиканское -султаны. Ну, или примерно так.
- А вы кто? - спрашиваю я у собеседника.
- Я директор сельской школы.

И точно, автобус останавливается и раздаются какие-то команды на местном языке. Основная масса пассажиров выходит. Остаются только малые дети и древние старики. Через пару минут и мой попутчик возвращается в салон. Я сажусь на освободившееся место, во вдруг ставшим просторным, салоне автобуса. Директор ко мне больше не подходил. Он сел впереди. Так больше ни с кем ине заговаривая, я прибыл в древний город Коканд. Улицы, заборы-дувалы и саманные хаты, почти ничем не отличались от тех, с которыми я столкнулся в теперь"своем" Болграде.

По подсказкам прохожих нахожу военкомат, но сегодня воскресенье и он закрыт. У дежурного на проходной узнаю, где находится ближайшая гостиница.Она оказалась по той же улице, что и военный комиссариат. По габаритам раза в три больше, чем Дом колхозника в моем гарнизоне, но тоже двухэтажное здание. Название её соответствовало региону - "Восток". 

А рядом, через переулок меня заинтересовало и понравилось небольшое здание. Смотрю на вид очень современная архитектура, но под каемкой навеса крыши еле просматривались следы от бывших букв, но я все же напряг зрение и прочитал "Русско-Азиатский БанкЪ". То есть оно было построено уже очень давно.

Русский-азиатский банк

Захожу и у администратора интересуюсь наличием мест, желательно одноместный номер.
-Да, есть двухместный номер на втором этаже, если вас устроит.

Соглашаюсь и уплачиваю за сутки наперед. Осваиваюсь в номере - для одинокого лейтенанта вполне приемлемое жилье. Комната на два места и санузел. Если подъедет Гуреев, то все будет в самый раз. Проблема только с деньгами. Иду через дорогу в продовольственный магазин и на последние сорок восемь копеек покупаю бутылку кефира и булочку. Впереди еще одиннадцать суток командировки.

Надеюсь занять у кого-нибудь в военкомате. А еще в Ферганском учебном полку у меня служит однокурсник Саша Минаков. Рассчитываю на его помощь, в первую очередь. "Ужинаю" в своем номере. Немножко полежал, и выхожу на улицу перекурить. От предстоящего безденежья тоска зеленая. Стою возле крыльца под стенкой, закурил. Рядом стоит узбек, стройный, худощавый, одет прилично, лет на пять меня старше, тоже курит.
- Ты тоже здесь остановился? - обращается он ко мне.
- Да, а что?
- Извини брат, что беспокою, но я заметил, что ты сегодня одинокий, как и я.
- А что, сильно заметно?
- Да, я наблюдательный.
- А что есть какие-то предложения?
- Да есть. Ты только ничего такого не подумай. Я тоже здесь в командировке. Накрыл столик в своем номере, а не с кем даже пообщаться. Ты в каком номере поселился?
Я ответил.
- Во, так это прямо надо мной. Я на первом этаже. Предлагаю пойти перекусить. Вдвоем по любому будет веселей.
- Хорошо, идем.

Я понимал что, возможно, делаю какой-то опрометчивый шаг, но не сильно по этому поводу переживал, рассчитывая на то, что вроде и сам не совсем хилый.

Заходим в его номер, который абсолютно идентичный моему. Там действительно, накрыт стол. Мясные блюда, бутылка сухого вина. Арбуз, виноград, персики.
- Присаживайся, меня Керимом зовут. А тебя?
- Володя, Владимир.
- Вот и хорошо.

Я предварительно сполоснул руки, Карим тоже. Сели за стол. Выпили по пиале вина за знакомство. Закусили. За разговорами о том, о сем, вино быстро закончилось. Закуску, кроме фруктов, тоже всю истребили.
- Предлагаю пройтись до ближайшего ресторана и там провести остатки вечера, -говорит мне Керим.
- Извини, - говорю я ему, - но так случилось, что я оказался без копейки. И даже за сегодняшний ужин не смогу тебя отблагодарить.
- Да ты что? - возмутился он, - я о твоих деньгах даже и не думал. Мне просто приятно пообщаться с хорошим человеком. А денег нам хватит тех, что я имею. При этом он достал из внутреннего кармана пиджака пачку сотенных, перехваченных резинкой. Вот здесь у меня тысяча восемьсот рублей. Я работаю инженером- газовщиком. Сюда приехал с проверкой. На первую неделю нам должно хватить, а там видно будет.

Я долго отказывался, он настаивал на своем. В конце концов, уговорил он меня. По нашей же улице, зашли вресторан с огромным, но совершенно почти пустым залом. Половина зала была занята нашими обычными столами, вторая часть заставлена по-узбекски, дастарханами. Это что-то типа широких кушеток, на которых они сидят с ногами и на них же размещается кушанье.

Мы садимся за стол обычный. Все столы заранее сервированы вазами с фруктами. Виноград, персики, алыча и прочее. Керим,предлагает по сто граммов водки и что-то закусить. Выпили, загрызли. Скучно здесь было. Человек шесть сидели далеко от нас, на дастархане и говорили о чем-то о своем, совершенно не обращая на нас внимания. Женщин в их питейных заведениях не бывает.
- Предлагаю перейти в какой-нибудь другой кабак, туда где повеселей.
- Зачем? Идем уже по своим номерам.
- Нет, хочу еще, где-нибудь посидеть. И не переживай, я тебя в обиду не дам. Пошли в противоположный конец улицы. В сторону военкомата. И точно, нашли забегаловку. Тесную, темную, грязную, но зато здесь было народу полно, и все уже навеселе. Занимаем свободный столик. На нем тоже традиционная ваза с фруктами.

Но в отличии от предыдущего кабака, здесь обслуживают две дамы. Русскоязычные барышни. Они снуют беспрерывно между столиками с подносами, вертя тугими задами-пропеллерами. Аборигены не сводят с их "задних мостов" глаз, не успевая сглатывать слюни. Некоторые для прикола пристраиваются за ними в колонну по одному и, вихляя бедрами, имитируют их походку. Дамы зная о своей бешеной популярности среди этого стада голодных самцов, еще больше выпендриваются, сверкая бедрами в мини юбках.

Я с Керимом стараемся не обращать внимания на эту суету. Заказали еще по пятьдесят и грызем персики с виноградом. Минут через пять к нашему столику вальяжной походкой подплывает местный завсегдатай.
- Разрешите возле вас присесть?

Узбек, но скорее метис, симпатичный, лет двадцати семи.
- Рискни, если не боишься, - говорю ему. Он натягивает улыбку до ушей, мол, шутку понимаю.
- Предлагаю познакомиться, - и тянет мне свою пятерню, - Алимжан. Друзья зовут меня просто Алик.

Я пожимаю его кисть. Он чуть скривился от моего десантного рукопожатия, но без возмущения.
- Володя, - отвечаю ему.
- О, Вальодья, как я уважаю военных врачей! Они мне в армии жизнь спасли. В твоем лице я хочу их всех отблагодарить. Ты не против? - разглядывает при этом мои эмблемы на погонах. Я вижу краем глаза, что мой сосед по гостинице недоволен таким развитием ситуации, но не посылать же мне вдаль, подвыпившего и навязчивого аборигена. Хрен их знает,какие у них тут заморочки.
- Дело в том, Алик, что мы не пришли сюда пить. Я первый раз в твоем городе. Заглянул сюда, чтобы взглянуть на местный колорит. Посмотреть, как вы здесь живете.
- А мы много и не будем. Маша! Принеси нам по сто моего любимого коньячка. Маша мигом выполнила заказ. Получалось, что на Керима он не заказал, и тот уже вообще скис. На закуску были выставлены отбивные с чего-то.
- А давай, за знакомство, за военных медиков!

Он свою дозу проглотил, я пригубил. Он удивленно уставился на меня.
- Мне завтра на службу.
- Куда?
- В военкомат.
- Ты приехал набирать нашу молодежь?
- Да.
- О, как это хорошо. Надолго к нам?
- Да, на две недели.
- Так это же хорошо. Я покажу тебе Коканд, покажу все что в нем есть интересного. Я здесь все знаю. И меня все знают и уважают. Я работаю заведующим городским складом мяса и мясных продуктов. Ты не пожалеешь, что со мною познакомился.

В это время подошел кто-то из друзей Алика и пошептал ему на ухо.
- Мой друг просит твоего разрешения присоединиться к нам за столик. Ты разрешаешь?
- Пожалуйста.