03.10.2010

Дважды погибший

Мой путь к Карельскому фронту начался задолго до того, как я попал туда. Я был десантником в 19-й гв. воздушно-десантной бригаде до января 1944 г., когда нашу бригаду переформировали в 299-й стрелковый полк. С этого момента началась боевая подготовка к боевым действиям в составе пехотных частей. Эта подготовка закончилась тем, что нас в начале июня 1944 г. погрузили в эшелоны и отправили на Карельский фронт.

Числа 10-15 июня 1944 г. наш эшелон прибыл на небольшую станцию Оять, откуда мы пешим строем с полной боевой выкладкой двинулись сторону Лодейного Поля. Путь был долгий, несколько десятков километров, а погода стояла жаркая, поэтому ребята устали от той ноши, которую они тащили на себе: противогаз, саперная лопатка, каска, бронежилет, и начали понемногу избавляться от этой ноши, выбрасывая ее в кусты у дороги. Правда, кто-то из командиров заметил это и заставил ребят возвратиться искать свое имущество. Но, к сожалению, не все нашли его, а в результате очень об этом пожалели во время первых же боев, т. к. многим каска, лопатка и бронежилет спасли жизнь, а часть ребят, оставшихся без них, поплатились жизнью.

По прибытии на место дислокации сразу же началась подготовка к форсированию Свири. С этой целью даже был организован небольшой лесопильный завод, на котором из сваленных деревьев делались доски, а из них тут же сколачивались лодки.
21 июня 1944 г. с раннего утра наша авиация начала бомбить противоположный берег р. Свирь, а после бомбежки подключилась артиллерия и тяжелые минометы. Противоположный берег реки был покрыт огнем и дымом, да и наш берег все время содрогался от разрывов бомб и снарядов.
Затем артиллерия перенесла огонь вглубь обороны финнов, а нам была дана команда на форсирование Свири. Быстро начали сталкивать на воду лодки и плоты. Нашему взводу повезло, так как нас усадили не на те лодки, а на машины амфибии.
Несмотря на усиленную атрподготовку, на вражеском берегу еще остались огневые точки, которые начали вести огонь по наступающим плавстредствам, в результате чего несколько лодок и плотов были потоплены.
После высадки на берег мы буквально на плечах противника начали быстро продвигаться вглубь его обороны. Но наше быстрое продвижение вскоре было остановлено шквальным огнем в районе деревни Назарьевская. Мы вынуждены были залечь и окопаться. Попытки поднять нас в атаку не увенчались успехом, мы только понесли потери и ни на шаг не продвинулись вперед. Пришлось ждать поддержки от артиллеристов, но вместо пушек по Назарьевской ударили наши знаменитые «Катюши». Но с «Катюшами» нам не повезло. Наш батальон довольно близко продвинулся к Назарьевской и «Катюши», ударив по позициям финнов, задели и наши окопы.

Попасть под огонь «Катюш» было ужасно. Снаряды рвались рядом друг с другом, кругом летели осколки, земля ходила ходуном, дым, огонь. Этот обстрел запомнился мне на всю жизнь. В результате этого обстрела наша рота потеряла несколько солдат. В этом же бою был ранен наш командир полка полковник Герасимов. Когда огонь «Катюш» был перенесен вглубь обороны финнов, мы поднялись в атаку, ворвались в деревню и выбили их оттуда.

После разгрома финнов под Назарьевской наш путь лежал на город Олонец. Несколько дней мы продвигались с боями вперед. Тяжесть этих боев усугублялась тем, что их можно было вести только на узкой полосе вдоль дороги, которая хорошо простреливалась финнами. За пределами этой полосы в основном были непроходимые болота. Через несколько дней мы добрались до Олонца. Мне запомнилась длинная улица, по которой мы с боем дошли до конца города и наткнулись на речку, забитую лесосплавом. На другом берегу реки никого не было, но стояли целые ряды каких-то сараев. Мы перебрались по крутящимся плавающим бревнам на другой берег речки, это была речка Олонка, и ворвались в сараи, но и там никого не было. Зато в сарае, в котором оказались мы с товарищем, в противоположной стене были маленькие окошечки, через которые мы увидели убегающих финнов и начали стрелять по ним, но они быстро скрылись.

Вдруг мы услышали за дверью крики и стрельбу. Мой товарищ выскочил из сарая и тут же был в упор расстрелян финнами. Я понял, что мы в пылу погони оторвались от своих и оказались в окружении в этих сараях. Мне некуда было деваться. Выскакивать из сарая через дверь значило идти на верную смерть. Спрятаться в сарае было негде. Единственным убежищем могла быть большая железная бочка, которая лежала на полу сарая. Недолго думая, я забрался в эту бочку. Бочка лежала дном к двери, поэтому я ничего не мог видеть, что делается за дверью, но я услышал, как кто-то распахнул дверь и выпустил очередь из автомата в темный угол сарая, при этом несколько пуль рикошетом скользнули по моему укрытию. Потом все стихло. Я понимал, что долго пролежать в бочке я не смогу, но и вылезти из бочки и посмотреть, что происходит за пределами сарая и на берегу речки, я не мог и надеялся, что, может быть, мне удастся убежать из сарая. Стараясь не греметь автоматом о бочку, я выполз из нее и подполз к двери. В щель приоткрытой двери я увидел, что против двери укрывались за какими-то ящиками и бревнами финские солдаты с пулеметом, направленным на противоположный берег реки. Я понял, что мне остается только ждать нового нашего наступления и вернулся в свое укрытие. Через какое-то время я услышал разрывы мин, стрельбу и крики наших ребят. Я выбрался из бочки и увидел, как наши солдаты пошли в наступление, но им мешал пулемет. У меня была граната, и я бросил ее в строчащий пулемет, и этого было достаточно для того, чтобы атакующие переправились через речку и добили финнов. Так нежданно-негаданно я стал героем этих событий, хотя впоследствии ребята в роте еще долго подшучивали надо мной, как я сидел в бочке.

Но для меня была и печальная сторона этих событий, о которой я узнал намного позже. Мой товарищ, земляк, в то время, когда мы ворвались в сарай, был на другом берегу речки и видел, как был расстрелян мой товарищ, выбежавший из сарая, и подумал, что это был я. В этом бою он сам был ранен и попал в госпиталь, откуда написал домой письмо и сообщил, что видел, как на его глазах расстреляли меня. Его мать пошла к моей маме и сообщила ей об этом. Как потом рассказывала моя мама, она буквально поседела за один день. Дома все считали меня погибшим до тех пор, пока много позже не получили от меня мой солдатский треугольник, из которого узнали, что я жив и здоров.

Но Олонцом дело не кончилось. Бои продолжались, и мы двигались дальше. Периодически нам давали отдышаться, особенно после какого-нибудь жестокого боя. В этом случае нас подменяла дивизия, шедшая во втором эшелоне.
Еще одно событие врезалось мне в память это бой в Больших горах.

Мы вышли на них с тыла и заняли одну из высот, но оказались отрезанными от своих основных частей. Финны чувствовали это и систематически нас атаковали или обстреливали из минометов. Для защиты нам пришлось вырыть окопы в полный рост. Но, несмотря на это меня ранило осколком в шею. Ни о какой госпитализации не могло быть и речи. Мне наложили повязку на шею и я отправился обратно в свой окоп. Так продолжалось несколько дней. У нас уже были на исходе боеприпасы, а помощь все не шла... И вдруг со стороны одной из высот мы услышали стрельбу и крики ура, мы поняли, что это пришло к нам подкрепление. Тогда и мы поднялись в атаку и выбили финнов из их укрепленных позиций. Ну а шея моя зажила вместе с засевшим в ней осколком.
В ходе наступления нам много раз приходилось обходить оборону противника и заходить ему в тыл. Эти хождения по тылам были связаны с одной неприятностью. В лесу вдоль троп финны на деревьях размещали снайперов, как мы их называли «кукушек», которые охотились за нашими солдатами. Каждый их выстрел - наш убитый солдат. Мы обстреливали вслепую все деревья, но это мало помогало. Был у «кукушек» и еще один прием. Когда мы подходили к какому-то определенному месту, раздавались автоматные выстрелы «та, та-та, та» и на это место обрушивался град мин из минометов.

Еще одна неприятность случилась с нами, когда после долгого штурма мы не смогли взять укрепленный участок дороги, и наш батальон послали в тыл к противнику. Целый день мы пробирались кружным путем по лесам и болотам и наконец вышли на дорогу, ведущую к укреплениям финнов с тыла. Когда мы вышли на дорогу, над нашими головами загудели самолеты, оказавшиеся нашими штурмовиками, которые приняли нас за финнов и обстреляли. Мы вынуждены были снова скрыться в лесу. Так мы второй раз понесли потери от своих. Но, несмотря на потери, задание мы выполнили и взяли укрепления финнов с тыла.
Мы прошли с боями более двухсот километров, были ожесточенные бои, атаки, взятие штурмом укреплений и населенных пунктов. Наконец мы добрались до сильно укрепленной третьей линии обороны финнов. Мы начали готовиться к штурму этих укреплений. После недолгого артобстрела нас подняли в атаку, но шквальный огонь финнов остановил нас, и мы отошли на свои позиции. После этого началась более тщательная подготовка к штурму.

Прошло несколько дней после нашего первого неудачного штурма, и вот снова началась артподготовка.
Финские укрепления покрылись взрывами, огнем, дымом. Не меньше тридцати-сорока минут длился этот кромешный ад. После артподготовки мы поднялись в атаку. Первую сотню метров мы бежали, перепрыгивая через поваленные деревья более или менее спокойно. А затем на нас обрушился ураганный огонь противника.
Солдаты не выдержали такой встречи, а офицеры поняли, что продолжение атаки, кроме колоссальных потерь ничего не даст, и дали команду к отходу. Я и еще трое ребят оказались далеко впереди и не слышали команды к отходу, но под огнем противника вынуждены были спрятаться в огромной воронке, вероятно от фугасной бомбы. Вдруг все стихло и раздавались только отдельные автоматные и пулеметные очереди. Мы попробовали высунуть головы из нашего укрытия и осмотреться. Никого кругом не было. Было очевидно, что мы остались одни. Мы не знали что делать. Один из нас начал уговаривать остальных выбираться из воронки и бежать назад. Но мы не соглашались. Тогда он один выскочил из воронки и, не пробежав и нескольких шагов, был убит из пулемета. Тогда мы поняли, что все пространство позади нас простреливается и днем нам из воронки выбраться не удастся, и решили дождаться ночи. Но и ночь не принесла нам ничего хорошего, так как финны всю ночь пускали осветительные ракеты. Так мы провели в воронке еще один день и еще одну ночь.
Перед рассветом в последнюю ночь, когда финны прекратили пускать ракеты, мы выбрались из воронки все вместе и сначала ползком, а затем бросились бежать, петляя, как зайцы, между поваленными деревьями. В результате мы благополучно добежали до наших окопов и попали в руки нашего боевого охранения. Но, к несчастью, это была не наша рота, и задержавшие нас солдаты приняли нас за финнов тем более, что на нас, как и на большинстве солдат часть обмундирования была трофейной (наше отечественное к тому времени здорово произносилось). Наши объяснения не убедили их. Но хорошо, что нас не пристрелили, а отвели в штаб. В штабе все выяснили и отпустили нас в роту. Когда же мы появились среди своих, командир взвода сказал, что нас сочли убитыми и включили в список убитых, который отправили в штаб полка. Ну а сейчас надо было исправить эту ошибку. Пока исправляли эту ошибку, прошло еще какое-то время, и из штаба сообщили, что извещение о нашей гибели уже отправлено родителям. Вот так меня похоронили второй раз, но теперь уже официально. Хорошо, что после получения   похоронки   дома вскоре получили и мой солдатский треугольник с известием, что я жив и здоров.

Конец августа 1944. Бои на фронте прекратились, но мы по-прежнему выставляли боевое охранение. Причем народ настолько расслабился, что начал в полный рост появляться на открытых местах. За это поплатился солдат из нашего взвода. Нам сообщили, что, так как с финнами ведутся переговоры о мире, все военные действия прекращены и нашу дивизию снимают с фронта. Так вот, этого парня послали, чтобы он сообщил командиру боевого охранения, что боевое охранение снимается. Но как только он вышел на открытое место, его подстрелил финский снайпер.
Нас вывели с передовой, все были страшно рады. На каком-то открытом месте построили полк, нас поздравили с победой на Карельском фронте и тут же было организовано вручение наград - орденов и медалей.
Итак, мы остались живы, но война еще не кончилась и нас погрузили в эшелоны и повезли к западным границам страны, где в это время еще шли кровопролитные бои с немецкими фашистами.

из книги "Легенды гвардейской Свирской", Русская панорама, Москва 2008г