Заранее прошу прощение за длинное сообщение, но по теме...
Речь идёт о событиях, которые произошли в тех местах, о которых я говорил выше в 1942-м.

Как это было...
Во второй половине ноября 1942 года наскоро сколоченная в боевом отношении 103-я отдельная курсантская стрелковая бригада (ОКСБр) была направлена в район Шапсугской.
9 января бригада получила боевой приказ: 10 января 1943 года прорвать оборону немцев в районе высоты Скаженная баба – щель Памятниковая и с ходу овладеть станицами Абинская и Крымская, отрезав таким образом немцам выход на Тамань к переправе.
Выполнить такой приказ силами одной, пусть даже сильной бригады – дело сомнительное, но комбриг Гадалин (как обычно, под хмельком) сказал: “Прорвать с ходу!”, - хотя никто толком не знал построения обороны и как она занята
Известно только, что обороняется 3-я гвардейская румынская егерская горно-стрелковая дивизия, как сказал Гадалин: “Вшивые румыны”. Неизвестны даже очертания переднего края, не говоря уже о глубине. Разведку не проводили, командование посчитало это излишним и даже вредным.
Идея боя заключалась в том, чтобы с ходу, после короткой артподготовки, прорвать оборону и выполнить боевую задачу. Для этого же предстояло быстро пройти боевые порядки нашей пехоты, которая оборонялась на очень широком фронте в горах. Связи с этой пехотой тоже не было никакой.
Все это, по замыслу руководства, надо было проделать “на ходу”, так как “вшивые румыны” из 3-й егерской дивизии не заслуживают того, чтобы ими серьезно заниматься.
Попытки Миндлина, командира основной группировки, организовать тщательную разведку противника и взаимодействие с нашей обороняющейся пехотой начальством были отвергнуты, считалось, что решение принято правильное и успех обеспечен. Кроме того, оно было утверждено командармом 47-й армии генерал-лейтенантом Камковым.
С утра 10 января шел дождь вперемешку с мокрым снегом. Все тропы раскисли. Шли по глинистой вязкой земле. На рубеж атаки выдвигались 1-й и 3-й батальоны. Все курсанты прекрасно одеты и вооружены. На всех ватные штаны, телогрейки и плащ-палатки. Многие подразделения и офицеры одеты в горное обмундирование. Настроение у всех боевое, батальоны были усилены 126-м отдельным танковым батальоном и подразделениями пулеметного и минометного батальонов.
Тяжело было совершать форсированный бросок по скользким горным тропам. Но когда пересекли реку и углубились в горы, то поняли, что дело совсем дрянь. Все высоты заросли густым лесом из акаций и дуба. На полянах у предполагаемого переднего края расположились батареи РС, обслуживаемые моряками. Они готовились к артподготовке. Так как цели не были разведаны, они должны бить по площадям.
По заявлению командира обороняющейся роты, встреченного Миндлиным, передний край проходил в 150 – 200 метрах впереди.
Атака назначена в 12.00 – конец залпа “Катюш”. Встреченный лейтенант рассказал, что его рота обороняет фронт протяженностью 3 – 4 км. В лесу по склонам гор, все впереди заминировано еще в сентябре 42-го во время отступления, но плана минных полей и заграждений нет!!! О противнике лейтенант вообще ничего не знал. Доложили об обстановке комбригу Гадалину, но он, как обычно, ничего не изменил и приказал все разминировать на ходу.
Никакой речи о том, чтобы бросить сюда людей для разведки и разминирования, быть не может. В этом случае надо атаку отменить на сутки.
В это время подошедшие части 1-й и 3-й батальонов разворачиваются в боевой порядок. За пять минут до залпов Миндлин вновь обращается к Гадалину с просьбой отложить артподготовку хоть на 2 часа. Бесполезно!
11.30. Первые залпы артподготовки. Она не мощная, но в горах сильное эхо. Впереди не видно ничего. Противник молчит. В 11.45 все роты докладывают о занятии рубежей атаки. Артиллерия гвоздит по площадям в 200 – 250 метрах от наших боевых порядков. В 11.50 – залп РС! Впереди все горит. 12.00 – сигнал “Атака”. Основные силы бригады развернулись на склонах лесистых гор. Заросли напоминали гигантские кустарники, больших деревьев не было, но особенно досаждали колющие шипы дикой акации.
Зная, что передний край противника находится в 150 – 200 метрах впереди, но не видя ничего, курсанты дружно поднялись и, ведя на ходу огонь, с мощным криком “Ура!” ринулись в атаку.
Но что это? Никакого огня со стороны противника нет. Что-то не верится… Тем временем первые цепи стрелковых рот прошли метров сто. Подошли вторые цепи рот 1-го эшелона. Командиры рот докладывают: противника нет.
Горное эхо многократно повторяет треск автоматов, и в лесу стоит сплошной грохот. Вперед выдвигаются дозоры. По-прежнему ничего не видно. Трудно продираться через лес. А тут еще начались пожары – от огня РС загорелся лес. Обходить пожары некогда, да и негде. Спасает то, что все промокли и от одежды только пар валит. Вдруг справа и слева послышались взрывы. Командиры рот докладывают: попали на минное поле! Это наши мины. Противопехотные. Появились первые раненые с оторванными ступнями ног. Есть убитые. Что делать? Плана минных полей нет. Мины установлены вразброс, хаотично. Доложили комбригу Гадалину, а тот передал трубку командарму 47-й армии Камкову. Командарм приказывает с ходу преодолеть наши минные поля, продолжая атаку. Что делать?
Миндлин отдает приказ свернуться в линии отделений и продолжать продвигаться в колоннах по отделениям. Минут через пять комбаты докладывают о выполнении приказа. Взрывы стали значительно реже. Устилая свой путь телами раненых и убитых, колонны преодолевают минные поля, но противника нигде нет. Нет даже стрелковых ячеек.
К 12.30 прошли уже километра полтора. Курсанты измотались. И вот на правом фланге услышали винтовочные выстрелы и вслед за этим густые автоматные очереди. Докладывает командир роты: засада! Минут через пять приводят двух пленных румын. Оба в зеленых беретах. Оба егери 3-й дивизии. Оба находились в дозоре.
Продолжается наступление. Вернее, беспрепятственное продвижение вперед. Примерно в 12.50 открыла огонь артиллерия противника. Плотный артминогонь по пристрелянным площадям. Многие снаряды рвутся над землей, задевая за ветки деревьев. Резко возрастают потери, особенно ранеными.
Обстановка докладывается на КП бригады, но там считают, что оборона прорвана, и приказывают: “Быстрее вперед!”. Некуда девать раненых.
Танковый батальон двигается сзади, выводить его сейчас вперед бесполезно. Вместе с танкистами – батальон автоматчиков. Он должен действовать, как и танковый десант.
В 13.05 подошли к минному полю противника, и тут пришлось затормозиться – надо было проделать проходы. Видимо, это было учтено противником. По рубежам начали окапываться, противник открыл массированный огонь артиллерии и минометов. Бьет тяжелая артиллерия, видимо, из бронепоезда. Большие потери. Сидеть на месте означает через два часа быть уничтоженным огнем. Не дожидаясь разминирования, взводные колонны по одному продвигаются вперед. Минное поле противника было глубиной метров 200. Его преодолели минут за 15. Погибло 30 – 40 человек впереди идущих. Они разминировали ценой своих жизней. Некоторые были тяжело ранены, оторваны ступни ног или ноги по колено…
В 13.35 подошли к переднему краю румын. Оказалось, что от рубежа атаки пришлось пройти около 2-х километров. Передний край противника ощетинился дружным, заранее подготовленным огнем стрелкового оружия. Впереди завалы, а за ними вырубки – метров 300. Наши солдаты видны, как на ладони. Народ измотался до предела, все промокли от снега и собственного пота, а впереди плотные завалы из деревьев, а из-за завалов – массированный огонь пулеметов и автоматов противника. Перед завалом голое пространство – вырубка. И вновь мины, мины, мины… Отчетливо видны ушки противопехотных мин и кое-где из-за земли видны тарелки противотанковых. Завалы изрядно окутаны колючей проволокой, а огонь ведется откуда-то из-под них, видимо, под завалами оборудованы дзоты. Фактор внезапности давно утерян. Противник разгадал замысел и подготовился. Теперь каждая минута будет улучшать положение румын.
В 14.25 атакуется передний край противника, и с ходу атака захлебывается, наткнувшись на мины и кинжальный огонь. Тем не менее на правом фланге к 15.00 овладели опорным пунктом румын. Кроме того, удалось кое-где вклиниться в их оборону. И опять шквальный огонь артиллерии и пулеметов.
Очень большие потери. У противника нет сплошных траншей. Оборона занята опорными пунктами повзводно и отделениями, но умело все впереди простреливается и все впереди заминировано. Завалы тоже минированы, опутаны колючей проволокой, увешаны консервными банками. Прикосновение к ним вызывает грохот и бренчание банок. И сразу же в этом направлении огонь. А за этой линией – вновь мины и дзоты, которых не видно. Но в 15.30 – контратака румын. Вначале румынские егеря, а на Скаженную бабу – немцы. Пленные показывают, что они подброшены из Крымской. Наши артиллеристы не видят ничего, и огонь ведется вслепую.
Танки тоже применять нельзя – кругом глина, в которой ноги увязают по колено. А с КП комбриг Гадалин требует “вперед” и ничего не хочет знать об обстановке. Много убитых и раненых. Многим необходима помощь в госпитале, а дорог нет.
К 16.00 стало ясно, что атака окончательно захлебнулась. Надо было серьезно готовиться, чего не было сделано. И вот плачевный результат.
Огонь противника прижимает к земле. Закопаться нельзя – всюду размокшая глина. Под огнем кое-как курсанты лежа делают себе ячейки из глины и веток. В довершение всего к вечеру ударил мороз градусов до 15.
К ночи все, что было мокрым, заледенело. Плащ-палатки и ватники стали, как железо, и гремят, как железные, вызывая огонь противника. Совсем беда с ранеными.
Гадалин в ответ на просьбу прислать для них в термосах водки только рассмеялся. За ночь большинство раненых замерзло.
Только после того как удалось связаться с КП армии, часам к 5 утра к переднему краю было доставлено несколько термосов с водкой. Раненым вливали прямо в рот, но, к сожалению, многим водка уже не понадобилась: замерзло человек 300.
В 8.00 назначена атака. Ночью все время работали разведка и саперы. Но все было напрасно: противник принял необходимые меры. Трехдневные попытки пробиться были безрезультатными. Ввели второй эшелон бригады – напрасно.
Если необстрелянная часть в первых боях потерпела неудачу, то боевой дух в ней слабый. Ее надо расформировывать. У всего личного состава вырабатывается неуверенность в возможностях своего успеха, а несчастные 3-дневные зверские бои, да и тяжелое нынешнее положение солдата ни к чему хорошему в последующем привести не могли.
Однако новое наступление было назначено на 20 января на 10.00. К этому времени курсанты окопались, начали приводить себя в порядок. Одновременно проводили мероприятия по организации боя. Вели активную разведку на всех направлениях. Но противник тоже на чеку, а комбриг Гадалин по-прежнему редко бывает трезв.
И вот атака. Снова неудача. Снова погибло много людей. Бригада уже наполовину не существует. Неудача второго наступления не на шутку встревожила армейское начальство. Армейская прокуратура начала вести следствие, в результате сняли комбрига Гадалина и вместо него назначили подполковника Ермакова, тоже кавалериста и тоже запойного пьяницу.
К Скаженной бабе и щели Памятной были подтянуты из северной группы 18-я армия и много соединений, пополнивших 47-ю армию. Задача была прорваться на Таманский полуостров и перерезать его, устроить противнику “Кавказский Сталинград”.
10 февраля – атака. Тот же результат. Никто из дивизий 47-й армии не смог пробиться вперед. После этого сняли Ермакова и назначили подполковника Лисинова, человека рассудительного и хорошего командира.
24 февраля соседней дивизии удалось потеснить противника. Вновь поднялись в атаку и курсанты. В батальонах было не более 200 – 250 человек. Были такие роты, в которых не осталось в строю ни одного человека.
К 26 февраля, прорвав оборону противника, курсанты наступали по безлесным горам. Впечатление такое, будто вырвались из темноты на простор.
20 марта взяли станицу Ахтырскую, а 23 марта, после упорных боев захватив станицу Абинскую, подошли к Крымской.
Какая игра судьбы! Еще в августе 42-го курсантский батальон оборонял ее, а теперь вынужден атаковать, причем немцы обороняли наши старые окопы.
С. Ростовский

Земля не хочет хранить чужие грехи...
Все началось семь лет назад. К 50-летию Победы в Абинском музее решили составить карту-схему боев за освобождение Кубани. Возникла идея побывать в одном из таких мест. Местные жители дали ему меткое название - Поляна смерти. Многие поколения абинских мальчишек отправлялись сюда, на “смертюгу”, в поисках оружия. Из-за насыщенности взрывоопасными предметами места эти пользовались дурной славой. Последний случай подрыва со смертельным исходом произошел не далее как в феврале 2000 года. И вот директор Абинского музея Ирина Галкина и ее супруг художник Александр Еременко отправились в район Смерть-поляны.
Увиденное поразило их до глубины души. Вначале не замечаешь ничего необычного. Но потом вдруг видишь на ковре из листьев белеющую человеческую кость, одну, другую… Присмотревшись, замечаешь, что весь лес, насколько хватает взгляда, усыпан фрагментами человеческих останков. И тогда испытываешь шок. Так не может быть. Не должно. Ведь никто не забыт, ничто не забыто!?.. Носить в себе это знание и больно, и тяжело.
В результате семь лет назад родился поисковый отряд “Юг”, поставивший своей целью сбор и захоронение останков советских воинов, павших в районе Поляны смерти.
В отличие от множества поисковых отрядов, ежегодно меняющих места своего базирования, отряд “Юг” целенаправленно и планомерно занимается своим делом. В каждую экспедицию разрабатывается определенный квадрат местности. Составляется карта фортификационных сооружений – блиндажей, траншей, окопов, землянок, ячеек – и находок останков солдат. Все находки документируются и фотографируются, а также снимаются на видео. Эти карты пригодятся историкам, исследователям военных действий на территории Крымского и Абинского районов в период ВОВ.
...В тот год должен был обследоваться северо-западный квадрат горы Вышка. В основном это оказались тыловые позиции вермахта. Лишь по краю квадрата были обнаружены следы боевых действий, и находки были незначительными. Тем не менее участок был добросовестно обследован и задокументирован. А параллельно с основной работой пришлось заняться раскопками на территории, которую облюбовали для себя мародеры. Невозможно бросить на произвол судьбы целые кучи останков. Кроме того, пришлось произвести здесь сплошные раскопки. Ведь “черные копатели”, оснащенные металлоискателями, роют только там, где есть металл. В отряде же до сих пор нет своего штатного металлоискателя. Что далеко небезопасно. Уже не раз бывало, что лопата ударяла по гранате или мине. Если удается найти непотревоженный костяк, его тщательно очищают и фотографируют. Это так называемая военная археология. Сама поза может о многом рассказать исследователям. Потом находки соберут в отдельный полотняный мешок, промаркируют и в конце экспедиции произведут временное захоронение.
Траншея открылась внезапно, за поворотом тропы. В том месте, где в прошлые экспедиции мы проходили сотни раз, но почти никогда не копали. В засуху земля здесь напоминала монолит. От нее отскакивала даже кирка. Но нынче обильные дожди сделали ее мягкой и податливой. И этим тут же воспользовались мародеры. Вдоль всей траншеи тянулась цепочка свежевырытых ям, а на отвалах резкими пятнами белели кучи обветрившихся на солнце человеческих костей. Сюда же мародеры сбрасывали все, что их не заинтересовало: ботинки, ремни, пряжки, диски к пулеметам и автоматам, нерасстрелянные патроны, хвосты минометных мин и неразорвавшиеся гранаты. Взгляд лихорадочно цепляется за эти приметы, подводится неутешительный итог: наши… Здесь только наши. Здесь была бойня.
К этому нельзя привыкнуть. Каждый раз испытываешь шок. Происшедшие здесь события как бы приоткрываются вновь. Молодые, крепкие парни военного лихолетья заняли здесь последний рубеж, чтобы лицом к лицу сразиться с врагом. Но их здесь выбили издалека – минометными минами. Минные хвосты валяются чуть ли не на каждом квадратном метре. Огненный град осколков косил здесь все направо и налево, разрывая тела и дробя кости. Траншея была неглубокой. Ее рыли наспех, вдоль колеи лесной дороги, видимо, уже под обстрелом. Дальнейшие раскопки приоткрыли еще одну тайну. Убитых клали на бруствер и слегка присыпали землей, пытаясь создать хоть какую-то защиту от пуль и осколков. У них не было оружия, и их останки не заинтересовали мародеров.
Но и земля не хочет хранить чужие грехи. Каждый год лес открывает новые страницы своей жуткой летописи. Там произойдет оползень, а там размоет весенними потоками то, что на полвека было скрыто от глаз опавшей листвой. Незахороненные останки наших солдат, павших в бою за Отечество в последней войне, вновь и вновь выходят на поверхность, взывая к живущим о вечном покое. Вспоминаются причитания одной старухи над мертвыми: “Ой, не боги, не боги…” Не боги. Смертные. Смертники. Молодые и сильные, но брошенные под косу смерти по произволу бездарных командиров, не способных ни к каким тактическим действиям и знающим единственную команду краткосрочных курсов: “Вперед!”. И поднимались солдаты из своих мелких окопчиков, ячеек, и бежали в атаку, вверх, в гору, к сплошным линиям колючей проволоки, из-за которой хлестали свинцом пулеметы. И успевали пробежать от 15 до 50 метров.
Здесь, у колючки, перед амбразурами вражеских блиндажей наши бойцы остались навсегда. Это их останки, группами по 5 – 8 человек, мы находили на восточном склоне горы Вышка. Тогда запомнился большой блиндаж, куда, видимо, собирали раненых. Земля сохранила их позы. Многие сидели вдоль стен. А посредине блиндажа останки лежали в несколько слоев. Примерно около 20 человек. Подсчет ведется обычно по парам берцовых костей.
Много осколков и редкие немецкие гильзы. Видимо, добивали гранатами и достреливали…
Что остается от немудреного солдатского имущества? Пробитые котелки, кружки, ложки, иногда складные ножички – от изящных трофейных до грубых садовых, пряжки от ремней, противогазов, амуниции, подметки и кожаные ремни. Все, что осталось от взрослого мужчины, можно собрать в небольшой пакет. На одной из подметок надпись “1940”. Нигде ни имен, ни фамилий. За пять лет раскопок обнаружено лишь несколько пеналов-“смертников”. Ни в одном из них не сохранилась записка с данными бойца. Лишь однажды в закрытом пенале обнаружили остатки швейной иглы. У солдат бытовало суеверие, что, как только заполнишь эту записку, так сразу и убьют. Ну а когда потери Красной Армии начали исчисляться уже миллионами, записки-“смертники” и вовсе отменили, так как всякая статистика на эту тему строго секретилась. Вот и останки наших бойцов, безымянные и забытые, брошены на произвол судьбы и лихих мародеров.
Немцы и румыны собрали и захоронили своих погибших еще тогда. За несколько лет обнаружено меньше десятка останков вражеских солдат. Опознать их легко. Патроны, обувь, пуговицы, деньги, но самое главное - личные жетоны овальной формы, пришиваемые под воротником. На жетоне цифровой код, по которому можно восстановить все данные о солдате. Однажды обнаружили останки трех румын. Один из них, видимо, рухнул прямо перед входом в землянку. Кости его были густо пересыпаны стреляными автомагнитными гильзами, а в коленной чашечке застряла советская пуля. Но чаще приходится наблюдать картины гибели наших бойцов. Навсегда врезался в память первый откопанный солдат. Он лежал в той же позе, в какой его настигла смерть, - лицом вниз, широко раскинув руки и ноги. Между звеньями позвоночника застряла немецкая пуля. В фалангах пальцев правой руки – взрыватель гранаты с чекой и кольцом. И здесь же под останками нашли ребристый корпус гранаты Ф-1. Видимо, собирался метнуть, но не успел. Слой земли везде небольшой, от 5 до 30 сантиметров. А здесь сражался пулеметный расчет. Все засыпано стреляными гильзами и обрывками брезентовых лент. Судя по останкам, пулеметчиков было двое. Один молодой и высокий, другой пожилой, у него нашли самодельный прикуриватель, изготовленный из стреляной гильзы. Иногда встречаются фрагменты шинелей или черных морских бушлатов. Изредка попадается пуговица со звездочкой или якорем.
По обрывочным воспоминаниям местных жителей, когда весной 1943 года начал таять снег, склоны горы были черны от матросских бушлатов. На останках одного пожилого краснофлотца была обнаружена желтая нарукавная лычка, а на уровне карманов – часы, карандаш, ножичек и один патрон от нагана. Видимо, на всякий случай. В ту экспедицию были найдены и останки командира. При нем нашли компас, разбитую чернильницу и два патрона от нагана.
На поляне стоит памятный знак. Рядом с ним еще в первую экспедицию захоронили в братской могиле около 145 советских солдат. Над могилой высится белый дубовый крест, небольшая территория ограждена и освящена священником. Рядом с этой братской могилой и производят временное захоронение. До осени. В памятные дни освобождения Кубани от оккупации воинов, павших в бою, торжественно, с воинскими почестями похоронят в братской могиле в парке Победы города Абинска.
Зачем мы это делаем? Трудно ответить на этот вопрос. Для них? Так мертвым уже все равно. Скорее, отдавая этот долг памяти, мы хотим сломать железную закономерность, с которой на земле вновь и вновь возникает война. Ведь надо же хоть раз сделать все по-человечески. Похоронить последнего солдата. И просто помнить о нем, а не ходить по костям, возводя помпезные обелиски.
Отряд уже стал школой жизни для многих молодых ребят. Многие из них уже отслужили в армии, участвовали в военных действиях в Чечне и Югославии. Но впервые увидеть лицо войны довелось им здесь, на Поляне смерти, когда в первую экспедицию хорошо потрудились студенты Ахтырского агролицея. Мальчишки менялись буквально на глазах, когда до них доходило, что они собирают останки своих почти одногодков. А ведь через пару лет им тоже предстояло идти в армию. А порохом тогда уже пахло по всей стране.
“Ветеранов” осталось уже мало. Постоянно участвуют в экспедициях бессменный руководитель и организатор Ирина Галкина, сотник Абинского казачества Николай Мельниченко, научные сотрудники Крымского краеведческого музея Людмила Кушавина и Сергей Ростовский. Особенностью последних экспедиций было участие 75-летнего ветерана ВОВ Василия Харлампиевича Диренкова. Старый сапер, участник Керченского десанта и кавалер боевых орденов и медалей, он после войны до 1953 года занимался в этих местах разминированием местности. И в этот раз он обнаружил целый ряд взрывоопасных предметов.
Закончена очередная экспедиция, но работа предстоит еще огромная. Кажется, что жизни не хватит для этого, и опускаются руки, и нет ниоткуда помощи. Но придет новое лето, и, будем надеяться, у памятного знака на Поляне смерти разобьет свой лагерь новая экспедиция.

Автор не я, но достойный поисковик, мой земляк.