я тот самый афророссиянин, о котором написали статейку на форуме (Наш спецназ не хуже Cпартака ) отслужил, дослужился до старшины и не жалею ,служил в 14 ОБрСПн Уссурийск.
Афророссиянин... Дурацкое слово - калька с американоидного "афроамериканец". ИМХО должно быть просто и честно - мулат. А мулата я в армии видел ещё в далёком 1993 г.
Война, это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает! (С) Старшина Васьков из к/ф "А зори здесь тихие…"
В конце 90х нвткнулся на галлерею одного фотографа из Новороссийска. к сожалению не помню точно его имени, но мне кажется что он есть на форуме под ником Андрей. ВОт его фотка показухи 108 пдп
Реальный случай из жизни РКПУ. Подходит группа кубинцев ( ребятки на всю палитру, от чисто белых, до сапожно черных) на перемене к преподу - полковнику с кафедры марксизма - ленинизма(!) и задают ему вопрос: -А как по вашему, кто ближе к обезьяне, белые или черные? Полкан ессно в ауте, но что значит замполит!!! -А вы сами-то как думаете? -Конечно белые! -А почему? -А черные и есть обезьяны! -Да как вы можете!!! Это ведь ваши товарищи!!! Вам может с ними в бой идти!!! -Да ладно Вам, т-щ п-к, вы своих азиатов тоже чурками называете и ничего. Я это к тому, что был бы человек нормальный, а покрасить мы его всегда успеем.
Офицер и солдат обезьяны одной породы, но у офицера хвост длиннее и пушистее. Альфред Брем - зам ГБ по ВДС
Здравствуйте , Братаны ! В 1992 году служил боец - африканец в 104 вдд ю . Смотрелся классно : под 2 метра ростом , весь иссиня-черный . Парни прикалывались , но относились к нему нормально ! Говорили , мол ночью маскироваться ему удобнее чем им Как его занесло к нам - не знаю . Да и какая разница какого цвета кожа - главное что ты здесь , с нами и так же тащиш лямку ЭР-ДЭ ! С уважением Ствольник
В ноябре 1984 по приезду в Гайжун, на мед осмотре и отборе ,видел такого парнишку.При вопросе будеш прыгать , он единственный отказался.Думаю перевели в другие войска.
Не буду утверждать 100%, но где то в 1980 в Гайжюнае в 226 УПДП служил негр, потом чуть ли не в Афган попал. Доходила байка о единственном в ВДВ негре. Но сам лично не видел, врать не буду.
Значит так. Переписывался с братишкой из 226 УПДП, вот его сообщение - [был у нас в 3 роте единственный негр на все воиска, уехал после учебки в афган, через полгода пошел слух что толи погиб, толи ногу оторвало, вобщем пипец. А перед самым дембелем он письмо прислал, сижу, говорит, старшиной роты, хб считаю! вот так! звали его ..................., с москвы........Вот такая информация, имя и фамилию этого парня стёр, потому что не моя информация и что бы выдать её на сайт должен взять добро у автора
"Афророссиянин" в Афгане действительно был и служил он в 56 ОДШБР, из подмосковья.Жив. Как зовут не помню.Читал о нем в воспоминаниях по моему у Тумахи на www.artofwar.ru или там-же у автора ALETUM, даже фотка есть.
В Чечне негр Минька мочил боевиков по-черному. Его могли убить чеченские боевики, могли сгоряча всадить автоматную очередь свои - младший сержант 247-го полка Воздушно-десантных войск Минин Траоре был единственным чернокожим солдатом в группировке федеральных сил в Чечне.
- Пойдем, Майкл, покурим, воздухом подышим, - капитан Миненков легонько толкнул Миньку локтем в бок и, поднявшись по ступенькам блиндажа, откинул закрывавший вход брезент. В блиндаж ворвались солнечные лучи, в них, как в водопаде, закружились пылинки, заиграли на солнце. Неподалеку, по ту сторону трассы, засверкал оцинкованными крышами Новогрозненский.
Ротный пригнул голову и вышел в раннее, но уже жаркое и пыльное чеченское утро.
- Пойдем... Только шнурки завяжу, - Минька слез с нар и потянулся к своим берцам, завозился со шнурками. Надев ботинки, он одним взмахом длинных ног перемахнул через ступеньки и выбрался наружу.
После полумрака блиндажа глазам стало больно от резанувшего по зрачкам солнца. Прищурившись, Минька поискал глазами ротного. Миненков стоял возле кустов метрах в десяти от дороги, курил, посвистывая. Майкл достал сигарету и, пряча от ветра огонек в ладонях, повернулся спиной к кустам, прикуривая.
На дороге, скрипнув тормозами, остановился «вэвэшный» БТР. Сидевшие на броне пропыленные солдаты рассеянным, ни на чем не останавливающимся взглядом блуждали по блокпосту, блиндажу, кустам, будто до черноты загорелому Миньке... Черт! Фигура парня в российском камуфляже неожиданно выпала из привычной картинки своих. Кто это? Один за одним взгляды «вэвэшников» стали останавливаться на Миньке, будто на мишени. Первым «прозрел» конопатый сержант.
- О-о-о! - медленно протянул он и, словно боясь спугнуть Миньку, потянулся к автомату, не отводя от него глаз, сразу ставших жесткими и холодными. Миньку охватило нехорошее предчувствие, по спине побежали мурашки.
Тут же на броне началось движение, послышались голоса:
- Смотри, «чех»...
- Араб!
- Наемник, сука!
Минька замер. Сигарета приклеилась к нижней губе, догоревшая спичка обожгла пальцы. «Сейчас пристрелят!» - понял он, глядя как целый взвод «вэвэшников», путаясь в ремнях, суетливо срывает с плеч автоматы.
- Э… Эй-эй! Эй, мужики, вы чего?! Вы чего, мужики... - заорал из-за спины Миньки ротный.
Оценив ситуацию, капитан метровыми скачками помчался к своему бойцу, втиснулся между ним и «вэвэшниками».
- Мужики, вы чего?! Это ж свой, русский! Свой он! Просто он... - ротный запнулся на секунду, посмотрел на Миньку, затем развел руками, - просто он негр!
* * *
Отыскать в Серпухове младшего сержанта запаса Минина Траоре оказалось не так-то просто. Запутавшись в нагромождении улиц Лесных, которых в маленьком городе целых три, я окончательно потерял надежду встретиться с Минином.
Впрочем, чем глубже я погружался в «лесную чащобу», тем ощутимее прорисовывалась цель.
- Минин Траоре? А, это Минька, что ль? Конечно, знаем, - участливо отвечали на улицах прохожие. - Пройдите дальше, до перекрестка, а там вам подскажут. Его тут каждый знает.
Наконец-то нужный адрес. Большой кирпичный дом, возведенный лет десять назад, но так и зависший в стадии окончательной косметической доводки. Покосившийся деревянный забор, косая калитка, лопнувшее стекло в окне. В общем, обычный деревенский дом, как и все дома вокруг.
Вот только хозяин необычный. Черный, высокий - за два метра, длиннорукий. Большие глаза, приплюснутый нос, белые зубы, особенно ярко выделяющиеся на темном лице. И никакого акцента, даже немного странно слышать чисто русское произношение от чернокожего парня. Если бы в очереди за пивом Минин подошел к вам со спины и спросил: «Ну как, холодное?» - вы бы в жизни не подумали, что это сказал чернокожий. И обернувшись: «Ага, холодное», - недоуменно наткнулись бы взглядом на черные оливы глаз и кучерявую смоль волос.
Вообще-то Минин - москвич, детство провел в столице, где его родители и познакомились двадцать лет назад. Жизненные дороги украинской девушки Нади и парня из Гвинеи по фамилии Траоре пересеклись в Ветеринарной академии им. Скрябина.
Окончив академию, отец Минина уехал устраивать семейное гнездо к себе на родину, а мама с симпатичным чернокожим сынишкой осталась в Москве - ждали вызова в далекую Африку.
- Вот это мой отец, - говорит Минин и протягивает фотографию, где на фоне темного ковра сфотографирован белый пиджак. - Правда, папу здесь плохо видно...
Когда Минину исполнилось пять лет, отец забрал их к себе в Гвинею. Там Минин прожил два года. Там же пошел в школу. Постепенно научился говорить по-французски и уже ничем не выделялся среди местных мальчишек. Но потом в жизни родителей что-то не заладилось, они расстались. Мама вернулась с Минином в Россию.
Воспоминания о Гвинее у Минина остались довольно смутные. Африка запомнилась ему океаном и людьми. Океан был большой и синий, а люди - черные и вороватые.
- Совершенно нищая страна, - вспоминает Минин, - раздолбаи там все. А воруют так, что нам и не снилось. Представляешь, у нас даже прищепки с бельевой веревки сперли...
В Москву они уже не поехали, обосновались в Серпухове, где жила бабушка. С тех пор в подмосковном городе есть две достопримечательности - привокзальная автозаправка и Минька.
И началась у Миньки спокойная, тихая, провинциальная русская жизнь. Сюрпризов вроде Гвинеи судьба ему больше не подкидывала. Французский язык Минька благополучно забыл. Рос, как и все: хулиганил, покуривал на переменах и прогуливал уроки.
Звездой или, наоборот, изгоем Минин не стал. Пацанье не отвергло его, приняло в свою стаю и сделало равным среди равных. И вырос Минька в своей среде обычным русским парнем. В меру бесшабашным, в меру ленивым. С юморком. Как и все мужики в глубинке, не дурак выпить и подраться. Даже полученная в детстве кличка Хаммер не прижилась - для всех он стал своим в доску. Просто Минька. Просто русский негр.
- Обычный парень, как мы с вами, - говорят Минькины соседи. - Не хулиган, не алкоголик, хотя выпивает, конечно. Как поддаст, песни на остановке поет. Бабы мимо идут, крестятся...
Жил Минька легко, свободно, шагая по жизни одним днем и не задумываясь над ней. И когда получил повестку из военкомата, так же легко, с шутками («Есть ли родственники за границей?» - «Есть. В Африке. Целое племя...»), пошел в армию. Хотя служить в общем-то совсем не хотел.
В военкомате Минька вдруг оказался невероятно популярен. На «покупателей» из войск он действовал, как бык на красную тряпку, и каждый офицер расписывал перед ним прелести службы в том или ином роде войск, стараясь заманить «клубничку» в свою команду. Минька выбрал ВДВ.
Так закончилась его провинциальная жизнь и началась армия.
- Не знаю, меня никак не выделяли среди остальных, - рассказывает он. - Единственно, что кличку дали соответствующую - Майкл. Говорили, на Джексона похож. А так... И в челюсть от «дедов» наравне со всеми получал, и отжимался в туалете в противогазе. Но беспредела у нас не было. Самым тяжелым оказались физические нагрузки. После первой зарядки думал, что умру. А нас же еще в Чечню готовили, так что гоняли по полной программе.
Полк, в который Минька попал служить, квартировался в Ставрополе. Лето, жара. Днем в тени плюс тридцать. На стрельбище бегали в полной выкладке. После стрельб - рукопашная, тактика движения походным строем и прочие выматывающие душу занятия. В степи, под солнцем, в «бронике». Обратно - опять бегом.
В один из забегов Минька учудил - взял да и свалился в обморок. Тепловой удар. После этого случая сослуживцы еще долго смеялись над ним: «Не оправдал ты доверия, Майкл. Единственный негр на всю армию и тот фальшивый, жару не переносит».
Через год ребят из его призыва начали отправлять в Чечню. Набирали только добровольцев. Минька долго решал: ехать, не ехать? С одной стороны, эта война ему была совершенно не нужна. Свое отношение к ней он определил еще на «гражданке»: бредовая страна, бредовая война. Но с другой стороны... В Ставрополе ему оставалось служить еще год, в Чечне - вдвое меньше. Минус отпуск. Итого - пять месяцев против двенадцати. И он решил ехать.
Но, к его величайшему удивлению, в Чечню его не пустили. Цвет кожи, из-за которого десантный «покупатель» в военкомате принял его с распростертыми объятиями, на этот раз сыграл злую шутку. «Мало ли что, - говорили ему командиры. - Ведь ты же черный. Свои же и пристрелят».
- Зато чеченские снайперы не тронут, - возражал Минька. - И вообще, это дискриминация по расовому признаку. Я буду жаловаться в ООН! Почитайте Ремарка. У него самые классные разведчики - негры, нас ночью не видно.
Ремарк ли сыграл свою роль или же просто Майкл всех достал, но вскоре он в составе разведроты уже был в Ханкале. Так началась его война.
Воевал Минька, как и жил: легко, не задумываясь. От приказов не увиливал, но и на рожон не лез, памятуя, что инициатива наказуема. Сидение на блокпосту чередовалось с выездами, разведрейдами, засадами и опять блокпостом.
Черная кожа не помогала, и «чеховские» снайперы никак не хотели признавать его своим. Но Миньке везло, его русский ангел-хранитель, скооперировавшись с неведомыми гвинейскими духами, оберегал его.
Однажды, когда Минька в очередной раз трясся на броне, он увидел, что на правом берце у него опять развязался шнурок. Этот шнурок всегда развязывался. Минька наклонился завязать его. И остался жив. Пуля прошла у него над головой и скрылась в «зеленке». Единственная пуля, выпущенная снайпером, который из общей солдатской массы выбрал себе в жертву самого заметного - черного.
А в остальном черная кожа не мешала ему. Тот инцидент с «вэвэшниками» оказался единственным за всю войну - больше за араба его никто не принимал. Иногда только в шутку кто-нибудь из друзей напевал песню Агутина: «Просто так, прохожий, парень чернокожий». Минин не обижался. Да и те парни приходили потом извиняться, «магарычились». «Магарыч» Минька отдал ротному - спас он его тогда.
- Мне повезло, у меня были классные командиры, - говорит Минька. - Ротный наш, Герой России капитан Миненков, или капитан Яцков, бравший аэропорт в Приштине. Они нас многому научили.
За пять месяцев своей войны Минька дважды был представлен на «Отвагу», но медали так и не дошли, затерялись где-то по дороге.
* * *
Дембельнулся Минька девятого января. Приехал в Серпухов и опять погрузился в тихий провинциальный омут.
Мы сидим с ним в скверике, пьем пиво. Минька рассказывает за жизнь.
- Ко мне часто журналисты приезжают, - говорит он. - Пишут потом, что кричу во сне. Чепуха. За полгода Чечня мне ни разу и не приснилась. Да и не думаю я о ней. Чеченский синдром меня вообще не мучает.
Легкости своей и веселого отношения к жизни он не утратил даже на войне.
- Скажи, Минин, а что означает твое имя? - спрашиваю его.
- У нас, «американцев», имена ни хрена не значат, - смеется Минька.
Да, похоже, и правда его Чечня осталась в прошлом. Хотя... За полгода гражданской жизни на работу Минька так и не устроился. Проживает деньги, заработанные на войне. Собирается пойти работать в охрану, но без большого желания - неинтересно.
- Меня вот что беспокоит, - говорит Минька, разглядывая мир сквозь зеленое стекло бутылки. - Пьем мы тут много. Не только я, все. А что еще делать? Скучно...
И что-то прорывается из глубины его черных глаз, какая-то необъяснимая тоска. Может, несмотря на все уверения, это все-таки Чечня засела в душе и глядит оттуда волком, знающим, почем фунт лиха. Может, это его будущее, которое могло бы быть другим, но получилось таким, какое есть. А может, светится из его глаз Атлантический океан - огромный и синий, каким он видел его в Гвинее, когда еще был жив отец, а сам Минин бегал голышом и разговаривал по-французски.
P.S. Перед отъездом мы зашли к Минину домой отобрать фотографии для материала. И когда мы уже прощались, пожимая руки, дверь в комнату открылась и на пороге оказался... еще один Минька, только помоложе. Я захлопал глазами. А Минька усмехнулся: «Это брательник мой, Лоран».
Лорану сейчас шестнадцать. Через два года - в армию. Как и старший брат, желанием служить он не горит, но и «косить» тоже не собирается. И если надо будет ехать в Чечню, то поедет. Вот только повезет ли ему так, как брату?