Горбатов Александр Васильевич

«Горбатова только могила исправит»

Генерал А.В. Горбатов: от Колымы до Берлина

Как бы ни ломала судьба русского человека, он достойно и с честью переносит все испытания, сохраняя чистоту души... Таким я вижу генерала армии Александра Васильевича Горбатова. В его сложной, богатой событиями жизни были детство в семье бедного крестьянина, бои и битвы на полях Первой мировой и гражданской войн, каторжный труд на приисках Колымы и высшие боевые награды. В годы Великой Отечественной войны он стал одним из самых выдающихся советских полководцев. Вошел в историю Александр Васильевич еще и как автор, думаю, непревзойденных среди наших генералов и маршалов по прямоте и искренности мемуаров. Судьба этой книги тоже оказалась очень непростой.

«Годы и войны»

В конце 1963 года А.В. Горбатов принес в журнал «Новый мир» рукопись. В своих воспоминаниях «Открытая дверь» В.Я. Лакшин так пишет о знакомстве сотрудников «Нового мира» с Александром Васильевичем: «Он появился в редакции несколько необычным для военного его ранга образом. Бывало, появлению самого предшествовала вереница адъютантов, порученцев, вестовых, передававших красиво оформленную рукопись. А случалось, именитый чинами и заслугами автор так и не переступал порога редакции: подтянутые лейтенанты или аккуратные майоры, отдавая честь, заезжали за версткой, спустя день-два привозили ее назад, а по выходе номера появлялись за авторскими экземплярами. Вот и все общение с авторами... С генералом Горбатовым все было иначе. Созвонившись с Твардовским, он появился в редакции в разгар рабочего дня... Мне запомнилось, как в нашу сумеречную залу вошел высокий краснолицый с мороза генерал в долгополой светлой шинели и с крупными звездами на погонах. Пока он разговаривал с Твардовским, сидя боком у стола, свет падал на его лицо, и я с любопытством взглядывал на нечастого у нас посетителя: пожилой человек, но стариком не назовешь — крепкий, спина прямая, кавалерийская посадка, обветренное лицо... Мне показалось, что в профиль он похож на маршала Жукова: та же скульптурная лепка волевого лица, пристальные глаза. Только то, что в лице Жукова выражено с некоторым нажимом — сильные надбровные дуги, выдающийся тупым углом подбородок, в лице Горбатова, пожалуй, смягчено: было в нем что-то и от русской деревенской округлости».

Главного редактора А.Т. Твардовского поразило, что свои мемуары военачальник писал простым карандашом и, как правило, на обороте листов, уже заполненных машинописным текстом. «Какая судьба! Какой нравственный человек!» — восторженно говорил Александр Трифонович.

Рукопись прошла рогатки военной цензуры, мемуарной группы ГлавПУРа с большими трудностями, поскольку факты и оценки не вписывались в принятые штампы или уже опубликованные кем-то мемуары. В 1964-м «Новый мир» все же публикует журнальный вариант воспоминаний, получивший с легкой руки Твардовского название «Годы и войны». Через год книгу воспоминаний «Годы и войны» издает Воениздат.

Успех книги у читателей был огромный, но переиздана она была только в конце 1980-х....

Георгиевский кавалер

Родился будущий полководец 21 марта 1891 года в бедной крестьянской семье, в деревне Пахотино ныне Ивановской области, недалеко от известного иконописным промыслом Палеха. У Василия Алексеевича и Ксении Акакиевны было пятеро сыновей и четыре дочери. «Отец, набожный и трудолюбивый, был строгих правил: не пил, не курил и не сквернословил. При его среднем росте, болезненности и худощавости он казался нам, детям, обладателем большой силы, ибо тяжесть его руки мы часто ощущали, когда она обрушивалась на нас с «учебной целью». Учил же он нас «на совесть». Мать, тоже набожная, была великая труженица...»

Санька Горбатов, учившийся в школе, как и все в деревне, лишь три зимы, резко выделялся среди сверстников. Редкая предприимчивость 12-летнего подростка поражала домашних и всю округу — за семьдесят верст ходил он в одиночку в крепкий мороз по дороге, которую на его глазах однажды перебежали волки, по торговым селам с санками, нагруженными товаром — вязаными дома варежками. Имел прибыли в семь, десять рублей, то есть больше, чем у брата на фабрике. «...Родственники и соседи приходили смотреть на такого умельца». Мать с гордостью и радостью влажными глазами смотрела на своего Саньку. А я? Я чувствовал себя героем!»

Дорога для смекалистых ребят из бедных деревень Центральной России вела в город, «в люди». Так Санька оказался на несколько лет «мальчиком» в Шуе в доме торговца обувью. Приезжающий на каникулы студент Рубачев, друг хозяйского сына, удивлен способностями подростка к арифметике, быстрым и правильным решениям задач, доступных редко кому из взрослых. Видя картины окружающего пьянства, студент ведет с Санькой дружеские разговоры о вреде этого порока, приносит даже брошюрку с убедительными доводами. Решение Саньки было незаурядным: «Не задумываясь, я ответил искренне, от всего сердца: «Клянусь, никогда, никогда не буду пить, ругаться и курить!» ...Эта мальчишеская клятва сыграла великую роль в моей дальнейшей жизни, во всей моей судьбе...

Сколько встречалось людей, насмехавшихся над моим воздержанием от водки и табака, но насмешки не действовали. Даже встречалось начальство, которое «приказывало» пить, но... я продолжал быть твердым.

Сколько было различных тяжелых переживаний в жизни, и никогда не приходило желание «забыться» в водке... И только однажды мне довелось нарушить обет, данный в мальчишескую пору. Во второй половине войны, когда наметились и осуществлялись наши успехи, я как-то сказал приставшим ко мне, что нарушу свою клятву «не пить», данную в 1907 году, только в День Победы. Тогда выпью при всем честном народе. Действительно, в День Победы, в день горьких слез и радостного торжества, я выпил три рюмки красного вина под аплодисменты и радостные возгласы моих боевых товарищей и их жен».

С большой теплотой Александр Васильевич Горбатов всегда вспоминал своих родителей. Уже на закате жизни он в письмах к школьникам, на встречах с ребятами говорил: «Мне хочется вас попросить беречь, любить своих родителей и самое дорогое — мать. Ласковые руки матери оберегали вас раньше, оберегают и сейчас от больших и малых несчастий... Не допускайте, чтобы мать делала то, что можете сделать вы... Мать для человека — самое дорогое, самое светлое. Как противно слушать, когда пьяный и даже трезвый упоминает слово мать в брани. Хорошо, если бы каждый из вас дал обещание самому себе не употреблять слово мать в бранном слове и постараться его выполнить».

Отношения с суровым отцом у юного Горбатова складывались не так просто. Был даже случай, когда 12-летний сын, больно наказанный за упущенную в прорубь при мытье овчину и за дерзость, ушел домой из рязанской деревни, куда они прибыли на заработки. И шел зимой триста верст! Мать, извещенная о его уходе, встретила мальчишку с рыданиями. Когда же отец вернулся, он «не только не поругал меня, наоборот, подошел, ласково погладил по голове и только сказал с упреком: «Зачем ты, Санька, так поступил?»

Наверно, гораздо больше сын уязвил отца, когда вернулся с фронта в 1918 году уже неверующим в Бога после бесед с питерским рабочим-большевиком... (В связи с этим вспоминается одна из встреч в 70-е годы с Героем Советского Союза адмиралом флота В.А. Касатоновым. В наших частых беседах он непременно вспоминал Горбатова. Как-то в 50-е годы бывший тогда министром обороны Г. К. Жуков приехал в Прибалтийский военный округ, которым командовал А.В. Горбатов. Разговор зашел о появившейся в армии «дедовщине». Вдруг Александр Васильевич сказал: «А помнишь, Георгий Константинович, как нас торжественно провожали в армию? Как мы целовали крест при народе, у хоругвей, под колокольный звон... Как нам давали напутствие отцы служить верно за веру, царя и отечество. Не то что сейчас...» Жуков согласился, что проблема это важная, но на какие-либо изменения времени у него уже не оставалось.)

В Первую мировую войну будущий генерал армии Горбатоабыл призван рядовым солдатом. Отличился. Получил два Георгия и две медали.

Его отец Василий Алексеевич Горбатов умер в 1935-м, на 81-м году жизни. Для сына это было большое личное горе: «С годами, научившись понимать его характер и его жизнь, я горячо и навсегда полюбил отца, и мне важно было знать, что он живет в родных местах, всегда помнит обо мне... Я вспомнил его наказ в день ухода в Красную Армию. Будучи больным, отец лежал на лавке и, прощаясь, мне прошептал: «На войне мы потеряли двоих сыновей, ты, Санька, с первых до последних дней тоже честно защищал свою Родину... Иди в Красную Армию, да, да, и еще честнее защищай теперь уже нашу, Советскую власть». А обратившись к матери, добавил: «И ты, мать, его не удерживай, не плачь, пусть идет. Помни, Санька, ты защитник Родины...»

Я опустился перед отцом на колени, крепко обнял его и трижды поцеловал. А он, как когда-то маленького, погладил меня по голове».

Жить не для себя, а для других

Во что верил красноармеец Александр Горбатов, что привело его в Красную Армию? Ответ на это он также дает в своих воспоминаниях: «Лозунги Коммунистической партии — мир, земля и воля — были доходчивы и близки сердцу каждого рабочего, крестьянина, солдата...» Суть Советской власти рядовой, а затем и красный командир Горбатов понял так — жить не для себя, а для других.

В книге «Годы и войны» немало описаний боев гражданской войны. Искренность автора позволяет лучше понять эту трагедию. Командирская одаренность, решительность Горбатова, прекрасное знание им кавалерийского устава русской армии (встревоженный командир полка даже вызывает его к себе: «Слушай, да ты не из .этих... не из бывших...») быстро выдвигают его из рядов красноармейцев. Заканчивает Горбатов гражданскую уже командиром Отдельной Башкирской кавалерийской бригады. Воюет против Деникина, поляков, петлюровцев. Во время рискованной вылазки в тыл поляков остается жив после того, как пуля, пробив щеку под глазом, выходит за ухом. «Рубил я уверенно, а потом почти всегда отходил последним, прикрывая самых отстающих, и с болью в сердце обгонял нашего последнего лишь в том случае, когда ко мне подскакивала группа врагов». Во время одной из таких арьергардных схваток Горбатов из револьвера убивает трех офицеров-белогвардейцев...

После завершения гражданской войны Горбатов не думал оставаться в армии. Крестьянского сына манило родное: «Руки истосковались по земле. Очень хотелось подержать в руках золотом налитое зерно, размахнуться косой по росистому сенокосу». Но военная служба определена была ему до конца дней...

Семь лет командует Александр Васильевич полком, пять с половиной — бригадой, еще столько же — дивизией. «Я отлично понимал, что для командования полком моего образования мало. В те годы была своеобразная горячка, все, в том числе и я, стремились учиться... И, пожалуй, самообразование в короткие часы отдыха, личного времени давало нам то, что мы не могли получить в детстве и юности. Вырабатывалось то, что можно назвать «внутренняя культура», «интеллигентность».

Крестьянские детство и юность будущих маршалов и генералов, обделив их университетами, дали им в качестве компенсации колоссальное здоровье и выносливость, здравый смысл и острую восприимчивость к знаниям.

Горбатов стремился взять лучшее у всех командиров, с которыми служил, — как у взлетевших на революционной волне (В. Примаков, И. Якир), так и у людей старой школы, например, у начштаба корпуса, генерал-лейтенанта старой армии Ю. Шейдемана: «Каждая встреча с ним для меня — это уроки военного искусства, уроки интеллигентности и соблюдения воинской чести».

В 1928 году после больших маневров, на которых Горбатов командовал отдельным кавалерийским полком, начальник штаба РККА Б.М. Шапошников в докладе многократно ставил в пример действия гор-батовского полка, тактическое умение и твердость в доведении принятого решения до конца. Блестящие аттестации и далее сопутствуют ему, служит Горбатов с увлечением и рвением. Любит кавалерию, хотя и понимает, что значение ее уходит в прошлое. На одном из учений он стоит рядом с группой приглашенных немецких наблюдателей, оценивая перестроение к атаке кавалерийских дивизий: «Незабываемая картина силы и мощи. Красота и стремительность масс конницы привели в изумление немецких военных. Глава германской делегации громко восклицал: «Романтично, красиво, романтично, романтично, романтично!»

А.В. Горбатов разделял идеи коллективизации. Но практическое осуществление этого «перелома», брожение среди красноармейцев-крестьян, картины страшного голода 1932—1933 годов вызывают у него такие мысли:

«Коллективизация привела крестьянскую массу к обезличиванию, лишению ее независимости, а жизнь колхозника стала отныне регламентироваться приказами: «выполнять», «сдать»... Чрезвычайные меры насилия, возведенные в систему, приводили к моральному разложению, падению нравственности...

Несмотря ни на что, могу твердо сказать, что колхозное крестьянство выполнило свой долг перед Родиной, что особенно проявилось в годы Великой Отечественной войны».

Так было

В августе 1937 года был арестован командир корпуса П.П. Григорьев, герой гражданской войны, потомственный рабочий... На митинге в дивизии, которой командовал Горбатов, начальник политотдела корпуса объявил, что комкор «оказался врагом народа». «Оказался» — это было в то время своего рода магическое слово, которое как бы объясняло все: жил, работал и вот «оказался»... — пишет А.В. Горбатов. Сам он заявил перед строем дивизии, что знает Григорьева 14 лет, не видел у него «никаких шатаний в вопросах партийной политики», что Григорьев — «один из лучших командиров во всей Красной Армии», что «если бы он был чужд нашей партии, это было бы заметно, особенно мне», что «следствие разберется и невиновность П. П. Григорьева будет доказана». Выступавшие следом ораторы говорили только о недостатках комкора, его «чрезмерной придирчивости». «Мой голос как бы потонул в этом недобром хоре...»

Так начались события, приведшие в октябре 1938-го к аресту Горбатова в гостинице ЦДКА. С гимнастерки были сняты ордена, с обмундирования срезаны знаки различия. «Трудно передать, что я пережил, когда меня мчала машина по пустынным ночным улицам Москвы».

И на Лубянке Горбатов сразу проявляет себя. Угрозы следователя не подействовали, и арестованный был переведен в Лефортово. «Моими соседями оказались комбриг Б. и начальник одного из главных комитетов Наркомата торговли К. Оба они уже написали о себе и других чепуху, подсунутую следователями... От их рассказов у меня по коже пробегали мурашки. Верилось с трудом, что может быть что-либо подобное...

— Лучше я умру, — сказал я, — чем оклевещу себя, а тем более других».

С очередного допроса Горбатова принесли на носилках. Помогали следователю Якову Стовбунскому два дюжих костолома. Допросы с избиениями до потери сознания и изощренными пытками следовали один за другим.

Просматривая спустя полвека в КГБ протоколы допросов, я видел на этих листах бурые пятна — отпечатки ладони, пальцев. Таких пятен — следов крови — было много...

Ничего не признавший Горбатов выслушал приговор: 15 лет заключения в тюрьме и лагере плюс 5 лет поражения в правах. Затем направлен в Бутырскую тюрьму. «Сижу давно, по разным камерам, но не встречал неподписавших, — сказал сосед. Задумался и добавил: —И в этой камере вы первый такой».

Страница 1 - 1 из 3
Начало | Пред. | 1 2 3 | След. | Конец | Все