20.05.2020

ВДВ глазами медика. Часть 18: Возвращение в Болград

А возмутился я потому, что уже давно, задолго до моего здесь появления, да и не только здесь, сложилась традиция использовать медицинские заведения в качестве гостиниц. Для более-менее важных персон, прибывающих в части. Когда я вернулся в медпункт после построения, майора уже не было. Да и ладно, пусть комбаты знают, что в полку появился начмед. Это они, по тому или иному поводу, ежедневно должны были заискивать передо мною.

Личный состав полка возвращается из учебного центра

В редакции дивизионной газеты под названием "Стой! Кто идет?" у меня есть друг. Еще с лейтенантских времен - Юра Парасюк. Тогда он был просто журналистом, а теперь - редактор этой самой подметной газетки. Как всегда в те времена всеобщего дефицита, в МПП не хватало бумаги на листочки для вклеивания в истории болезни. У него, соответственно, этого добра стояли огромные рулоны, а из них они нарезали себе по необходимому формату. Она хоть была и никудышная, серая, как наша жизнь, но за неимением гербовой, пишут на простой. Вот и договорился я с ним по телефону, что он меня осчастливит энным количеством, этой макулатуры.

Иду к нему сам. Это во первых не очень далеко, на территории соседнего полка. А во вторых, есть повод лишний раз встретиться со старым знакомым, поболтать обо всем и ни о чём. Открываю массивную, оббитую металлом входную дверь, и попадаю в узенький кривой коридорчик. Минуя очередной поворот торможу, потому что слышу громкие вопли знакомого всей дивизии голоса. Вижу в приоткрытую дверь кабинета редактора, вытянувшегося по струнке капитана Парасюка. А распекает его за какие-то упущения в работе начальник политотдела, если по старой номенклатуре. Или, теперь уже, отдела по воспитательной работе, полковник Крамарев. Я его не вижу, но догадываюсь, что он сидит за столом в кресле редактора.

Жду минуту, вторую, пятую, вижу, что конца не будет этому воспитательному процессу.У меня лишнего времени никогда нет. Да и не люблю выслушивать чужие нравоучения. Нарочно громко топаю ногами и стучу в дверь кабинета.
- Да! - раздается львиный рев барина.
- Разрешите, товарищ полковник? - как можно скромнее спрашиваю я, чтобы не нарываться, а заодно и друга освободить от тяжелого воспитательного процесса.
- Кто такой!?
- Начальник медицинской службы 299-го полка капитан Озерянин, - стараюсь как можно скромнее представиться бонзе.
- Чего надо!?
- Товарищ полковник, мне нужна бумага для историй болезни… Вот хотел попросить, если можно, утоварища капитана..
- Что!!!? Какая бумага!? Здесь, что, склад бумаги для всех желающих!? Парасюк! Ты что, ему обещал!!!?
- Никак нет, товарищ полковник!
- А что же они сюда идут, как в свою кладовую!?
- Ну, ладно, товарищ полковник, если нет ее у вас, то я и не настаиваю. Хотя сам как-то видел, что там рулоны двухметровой толщины еще со Сталинских времен.

- Идите, идите отсюда, капитан. Развел, понимаешь, травматизм в полку и ходит, побирается…

Ну, тут я мгновенно вскипел. У меня еще до сих пор стояла перед глазами Ферганская картинка, когда такие же, как он, стояли на крыльце штаба дивизии, и пьяные в стельку плакали. Когда Ельцин распорядился всех замполитов с армии выгнать. А этот, видите ли, здесь заныкался и уже снова ожил, хотя жало и вырвали. Раньше они по штату были заместителями командиров, а теперь всего лишь жалкие помощники. Но кое кто зубы еще пытается демонстрировать.

- Это я развел травматизм? - взрываюсь я до самому себе удивительного состояния. Так это же вы, бездари замполитовские, несете прямую отвественность за внедрение уставных норм службы среди личного состава! Так это же вы отвечаете за мордобой и пьянство. Но как всегда, сидите по норам и ничего не предпринимаете, пока гром не грянет! - взревел я.

Полковник поначалу опешил. Глаза полезли на лоб. В таком тоне с ним подчиненные уже давным-давно не разговаривали. Челюсть отвисла до столешницы.

- Что вы на меня уставились!? Я что неправду говорю!? Да, ведь это вы - главный бездельник в дивизии, товарищ полковник. И не нужна мне ваша бумага! - и поворачиваюсь через правое плечо на выход.
- Вон! Вон отсюда! - наконец пришел в себя полковник и заорал диким голосом. А за моей спиною уже только громыхнула входная дверь.
"Ну, вот, нажил еще одного врага, - подумал я.
- Но пусть и эта сука знает, что его время уже закончилось."

Помповосп п-к В. Крамарев

Через пару дней после этого случая в штабе полка совещание в присутствии заместителей командира дивизии. Начальники служб полка собрались небольшой кучкой возле штабного крыльца. Начинают подъезжать дивизионные начальники. Дежурный по полку только успевает подавать команды, а мы имитируем вздрагивание по стойке "смирно". Вот подкатывает очередной УАЗик и из него, как тугой мячик, выпрыгивает"пом. по воспитательной" работе с личным составом. Тот самый Крамарев. Он быстро подает каждому руку. Я уже знаю его дурацкую привычку пожать руку и дернуть ее на себя, поэтому своевременно выставляю правую ступню вперед, и делаю упреждающий рывок его на себя. Полковник от неожиданности чуть язык не прикусил и повалился на меня, но я его левой рукой оттолкнул от себя.

Рядом со мною стоял начмед дивизии А. Голобородько. Крамарев зло зыркнул на меня, потом на него.
- Т-ты знаешь, кто он у тебя!?
- Знаю.
- Кто?
- Лучший начмед полка во всей дивизии.
- Что!? Да я, да я бы т-тебе сказал, кто он, эх жаль времени сейчас нет, - и он прыжками заскочил внутрь штаба.
- Что с ним? - обратился ко мне дивизионный шеф.
- Да ничего особенного, это у него старые обиды никак не пройдут, - прошептал я. И мы тоже проследовали на совещание.Так я в последствии и не удосужился узнать, что думает обо мне этот бывший замполит. Ну, да ладно, я и так знаю, переживу как-нибудь.

Еду на санитарном авто из медбата в полк. Дневальный по КПП открывает ворота. Прямо на капот бросается с воплями обезумевшая, или выжившая из ума, моя давняя "подруга" по медпункту, мадам Шуликова.
- Кирилыыыч!!! Ой горе мне горе! Горе то какоеее!!!
- Да что случилось? - спрашиваю я, выглядывая в окошко. Шуликова за эти годы еще больше состарилась, но свирепый дух по-прежнему не теряет. Боевая раскраска солдатским сапожным кремом, хоть и постоянно осыпается с верхних век, но часть ее еще держится. Жабьи буркала болотного цвета все так же мечут молнии во всех ее потенциальных врагов. Я сейчас по всей видимости из списка врагов вычеркнут, потому что она по-панибратски изливает мне свою черную душу.

- Кирилыч! Ты представляешь, что натворила наша сука-дочь!? Ее муженек, подполковник Шуликов, подкаблучник по жизни, топчется рядом, у нее за спиной.
- Так что случилось? - она застопорила машину в воротах, а я тороплюсь проехать, чтобы освободить проезд, но вижу что придется сойти, она просто так не отстанет. Выхожу из машины, водитель проезжает метров десять вперед и принимает вправо, останавливаясь.
- Ну, рассказывайте.

Тамара Алексеевна заливается слезами и продолжает:
- Ой, да ты понимаешь, наша же дочь уже на четвертом курсе псковского медицинского училища. Ведьма старательно давит ударение на "ТЫ", чтобы подчеркнуть, что между нами разницы нет. И что она мне никогда врагом не была. И что ты думаешь? Эта сука сделала подпольный аборт! Вот сейчас истекает кровью, и нам надо срочно ехать к ней! И даже не знаем, застанем ли в живых! Вот горе, горе нам!!! И она начинает заливать крокодильими слезками мой китель. Я как могу, пытаюсь изобразить сочувствие и утешить ее.

Ведь это она воспитала дочь по образу и подобию своему. Будучи еще младшим врачом, я видел, как эта доченька еще с седьмого класса заигрывала с солдатами. Доходило до того, что еще тогда мамка ее закрывала и неделями не выпускала из квартиры. Ну, и вот он, закономерный финиш.

- Да ладно вам, Тамара Алексеевна, ваша дочь крепкая девочка, она выживет. Не волнуйтесь, езжайте, все будет хорошо.

Я еле оторвался от истерички и заскочил в машину. Ничего подобного в моей жизни еще не было, чтобы мать о родной дочери орала на весь полк такое. Не хочу никак оскорбить псковских жителей и, тем более, женщин, но эта Шуликова, ваша землячка. Дочь не только выжила, а через пару месяцев еще и пришла служить прапорщиком-фельдшером рембата, который располагался на территории нашего полка. Но это уже другая история.

В период службы в Фергане начмед дивизии оформлял представление на досрочное присвоение звания капитан, но тогда дивизионный кадровик сам посоветовал мне не отправлять его по инстанции, потому что до истечения срока оставалось пару месяцев. А документы на досрочное присвоение могли перехлеснуться с теми, которые на своевременное представление. Могло получиться, что даже задержится то звание, которое должно было прийти в срок.
И вот на днях начмед дивизии сообщает мне, что он оформил документы на досрочное присвоение мне звания майора.

- Спасибо конечно, товарищ майор, что вы обо мне заботитесь, но что-то меня гложут большие сомнения в том, что его реально могут досрочно присвоить.
- Да ладно Вам, Владимир Кириллович, будьте оптимистом! - уговаривает меня шеф.

По каким-то делам иду по штабу полка. Захожу в кабинет начальника инженерной службы, а там целая толпа полковых дам прихорашиваются возле зеркала. Когда я служил лейтенантом в полку, то было не более восьми женщин, включая медиков, связисток и секретарш. Сейчас уже около двадцати.

- О, Владимир Кириллович! Заходите, заходите, гостем будете! - изображает бурное гостеприимство Машка Шупулкова. Делопроизводитель по штату, стой там - иди сюда. Потому что уже нет такой службы в полку, где бы она не работала. Знает в полку всех и все.
- Да мне нужен НИС (начальник инженерной службы), - не знаете где он?
- Он в штаб дивизии по делам подался, - ответила секретарь инженерной службы.
- А мы слышали, товарищ капитан, что вы скоро майором будете. Это правда? -натягивая улыбку до ушей, изображая доброжелательность, произносит Марина Узун, прапорщик, начальник штабного узла связи.

- И где же это вы, Марина, могли такое слышать, если я сам не в курсе? - изображаю свою неосведомленность по этому вопросу.
- Озерянин до хрена хочет, но ни хрена у него с этого не выйдет, - как ворона прокаркала одна из дам, минимум лет на десять меня старше. Она как раз поправляла свой шиньон перед зеркалом, и в нем увидел ее кривляющееся лицо озлобленной старухи. Раньше ее в полку не замечал.

- Очень интересно, кто Вы такая и какое вам дело до того, что я хочу или нет. Тем более, что если вы имеете ввиду документы на досрочное присвоение, то меня никто не спрашивал, когда их оформляли. Видать, моему начальству виднее.

- Я, Александра Левчук, жена начальника отделения кадров дивизии, полковника Левчука. Знаете такого?
- Конечно, кто же не знает милейшего полковника Левчука. А вот вы в ближайшие дни очень сильно пожалеете за то, что только что здесь произнесли и за сплетни которые распускаете на основании служебной информации. Бескультурная и вульгарная вы женщина, - сказал и вышел из кабинета.

Надо полагать, что муж постоянно или иногда делился с супругой информацией, которая ее абсолютно не касалась. А та уже решала, кому что - кому ничего, а кому шиш через плечо. Я даже представить не мог, что моя личность может каким-то образом заинтересовать самого дивизионного кадровика, да еще и его жену, которую знать не знал. А она мало того, что вникала, но еще и среди полковых баб собирала информацию. Ну, полный крантец. Видимо, я был очень зол, когда кинул ей фразу о том, что она пожалеет о сказанном, потому что тот, кто решает наши вопросы выше, ко мне мгновенно прислушался.

Прошло двое суток. Почти в то же время дня я снова иду по коридору штаба. Навстречу вся в черном двигается та самая мадам Левчук. Вдруг резко поворачивается лицом к левой от меня стене и руками закрывает свою корявую афишу. Я с удивлением, не понимая что происходит, прохожу мимо. Только внизу, на первом этаже, чисто риторически интересуюсь у дежурного по полку, почему мадам Левчук в трауре.
- Так вчера утром у нее муж умер, а вы разве не в курсе?
- Нет, первый раз слышу, - говорю и выхожу на улицу. Вот как бывает. И ведь теперь, видимо, она на сто процентов уверена, что это произошло после мною сказанных слов. Хотя лично я абсолютно ничего не имел против дивизионного кадровика.

По-прежнему не интересуюсь и уже даже забыл о том, что на меня послали эти документы. Но будучи в штабе дивизии, сталкиваюсь на улице с капитаном-кадровиком.
- А документы на вас вернулись без результата.
- Да и хрен с ними, - отвечаю,- а с какой формулировкой-то?
- Да пишут, что вот если бы вы были командиром боевой роты или батальона, то это другое дело, а для медиков вообще не мыслимо присваивать звания досрочно.
- Спасибо и на том.

Я убегаю дальше, и вспоминаю, что слышал несколько раз о том, что в вышестоящих кадрах никогда не ценили начальников служб, тем более медицинской.

Это нужно иметь сверхволосатую лапу в верхах, чтобы пробить медику досрочное звание или награду. Да и черт с ними. Когда я сам себя обрек на пожизненную службу в армии, то даже мысли никогда не допускал о каких-то поощрениях. Кадровики всегда и везде кичились своей конторой. Их любимые выражения: "Кадры решают все!" ; "Выше кадров только солнце, выше солнца только ГУК!" (Главное управление кадров в армии). Или "Всякая хорошая бумажка, должна хорошо отлежаться". То есть, чтобы выжать у ходатайствующего все соки, любое прошение-бумажку, нужно надолго положить под сукно.

Прощание управления дивизии и офицеров гарнизона с начальником кадров было обставлено с помпой. Он ведь метил стать начальником кадров ВДВ. Было сказано много слов теми, кого он реально продвинул по служебной лестнице, и теми, кому было положено говорить по штату. Затем офицерская колонна проводила его гроб в "Урале" за черту города, а далее грузовик отправился с его телом на малую родину. Куда именно, я не вникал.

Иду контролировать обед в солдатской столовой. С 1985 года идет строительство корпуса новой, на две тысячи посадочных мест. Первая заморозка строительства произошла в восемьдесят шестом, потому что все силы бросили на ЧАЭС. Через год продолжили, но потом сорвали строительную бригаду и кинули в Ленинакан, после землетрясения. Теперь в связи с развалом Союза, вообще непонятно, закончат ли, поэтому питание личного состава полка и частей, которые находятся в этом городке, много лет происходит чуть ли не в три смены.

Соответственно, мытье посуды и помещений происходит в постоянной спешке, качество работы нулевое. Здание старое, его уже много лет никто не ремонтирует, потому что надеются на переселение в новую. Вот так все и тянется. Отсюда хроническая заболеваемость личного состава всем букетом кишечных инфекционных болезней.

Во время приема пищи, три раза в день, здесь постоянно присутствует весь суточный наряд офицеров и прапорщиков, а также ответственные по подразделениям. Приемы пищи затягиваются и плавно перетекают с завтрака в обед, а затем в ужин. Личный состав суточного наряда по столовой похож на чертей в преисподней. Робы черные, засаленные, лица, соответственно, такие же. Постоянно где-то идет прорыв старых труб. Помещения заполнены клубами пара. Ходить по залам и подсобным помещениям приходится чуть ли не на ощупь. Полы скользкие от жира и грязи. Того и гляди, можно поскользнуться и расквасить свою физиономию.

Возле входа в столовую сидит бывший ее начальник, старый прапорюга по фамилии Отрощенко. Он теперь на пенсии, но продолжает работать помощником начальника продовольственного склада. Закинул нога на ногу, газету читает.

- Здравия желаю, товарищ прапорщик! Во что так усердно вчитываетесь? -подначиваю я его.
- Здравия желаю, товарищ капитан. Читаю в окружной газете про своего сына, интересуюсь,что там о нем пишут.
- Он у вас кто?
- Да хвалят тут его, он в Николаеве командиром воздушно-десантной бригады служит.

Я прикусываю язык. Дед меня знает с лейтенантов. Отношения у нас со взаимопониманием. Пройдет еще пять долгих лет. Его сына снимут с должности комбрига, с понижением переведут сюда в дивизию. Здесь он погибнет в ДТП. Старик от горя умрет преждевременно, а пока оставим его, пусть радуется.
 
Прохожу по всем цехам. Прапор, дежурный по столовой дышит в затылок. Боится, что от моих замечаний может остаться на вторые сутки, поэтому на все мои замечания реагирует мгновенно. Ничего интересного здесь никогда не бывает. Для приличия постоял еще минут десять возле входа. Посмотрел за работой своего дежурного медика. Он контролирует чистоту рук у личного состава, заправку фляг отваром грецкого ореха. Все, как обычно, но все хреново. Ноль один-ноль два процента от личного состава полка, почти постоянно находятся в инфекционном отделении госпиталя.

- Здравия желаю, товарищ капитан! Разрешите представиться, я начмед ремонтно восстановительного батальона прапорщик Шуликова!
- Здрасте, товарищ прапорщик. Поздравляю с окончанием училища и присвоением воинского звания прапорщик.
- Владимир Кириллович, я надеюсь, что мы, как два начмеда на одной территории, найдем общий язык?
- А почему тебя Инна, это волнует? Тебе до начмеда батальона нужно еще дорасти. Батальон прекрасно себя чувствовал и во время твоего отсутствия, замыкаясь по медицинскому обеспечению на нашу медицинскую службу. Так что ставим тебя в график, будешь как все фельдшера на нашей территории дежурить. А остальное время можешь находиться в своем батальоне, я на него не претендую.
- Я поняла, спасибо,
- Вот и хорошо, что ты такая понятливая.
Проходит неделя. В понедельник прихожу в медпункт в пять тридцать утра. Наружная дверь медпункта, вопреки всем наставлениям, раскрыта настежь. Захожу внутрь. На месте дневального, склонив голову на тумбочку, без юбки и трусов, спит дежурная, прапорщик Шуликова. Недостающие части одежды валяются рядом, по углам. Возле тумбочки стоит графин с вином. Картина достойная кисти Ильи Репина. Бужу свое новое медицинское пополнение. Дежурная с трудом разлепляет глаза.
- Доброе утро, товарищ прапорщик.
- А?, што? Где я? Что такое? Ой, извините, товарищ капитан.

Смотрю, никакого особого стыда на ее запухшем лице нет и в помине. Я следую на второй этаж. Вот счастье-то мне привалило. Пять лет назад мама кровь пила в течении года. Теперь вот доченькой меня наградила. Звоню из кабинета её родителям. Выкладываю маме все без всякого менжевания. Через полчаса прибегает папа, и пинками гонит любимую дочь домой. Позже оказалось, со слов мамы, что солдаты не только "имели" ее в течении ночи, но и оставили себе в качестве трофеев все кольца и цепочки. А еще через пару месяцев на ней женился командир ее части, сорокапятилетний подполковник Чирков. Она у него по счету официально была четвертая.

Поездка в Житомир

Хотя мне уже по штату и не положено, но чтобы немного развеяться, беру себе командировку за молодым пополнением. Увы, теперь призыв в дивизию только из Украины, поэтому и плечо моей поездки по сравнению с предыдущими, соответственно, короткое. Едем со старшим команды, начальником разведки полка С. Понкратовым аж в город Житомир. Сначала я, как всегда, по медкнижкам вычисляю солдата, чтобы был из того города, куда нам надо. Быстро такого нахожу и звоню в его роту.

- Он в наряде по столовой, - отвечает дневальный. Иду в столовую и мне вызывают по фамилии того, кого ищу. Подходит боец в таком замызганном комбинезоне, что более грязного даже трудно представить.
- Ты такой-то?
- Я.
-Ты из Житомира?

Родное для него слово, вызывает на лице у солдата кислую улыбку.
- Так точно!
- Дома побывать хочешь?
- А разве это возможно?
- Тебе очень повезло, я беру тебя в командировку за молодым пополнением. У солдата от нахлынувших вдруг чувств даже жирная половая тряпка выпала из рук.
- У твоих родителей найдется где переночевать двум офицерам в течении двух- трех суток?
- Так точно!
- Сейчас идешь в роту, приводишь себя в порядок. Со старшим сбегаешь на почту и позвонишь домой. Завтра утром выезжаем.

Даю команду дежурному по столовой, чтобы отпустил и заменил бойца. Сообщаю по телефону данные на солдата Понкратову. И он берет его подготовку на себя.

Утром солдата в парадной форме и с двумя лычками на погонах не узнать. Ему вчера успели и младшего сержанта присвоить, потому, как не к лицу рядовому сопровождать призывников в ВДВ.

Туда добираемся быстро и, как обычно, в купе скорого поезда. Там отбираем свою партию в течении пяти дней. Живем на квартире у своего подопечного, в отдельной комнате. Родители счастливы лицезреть свое чадо. Он пока нам не нужен, поэтому круглосуточно зависает по своим друзьям и подругам. Для нас каждый вечер накрывается пышный стол. Перед отъездом, отец сержанта одаривает меня с Сергеем - по пакету мужских носков. Они тогда уже были в жутком дефиците. А хозяин который нас приютил, оказывается, был начальником цеха, где этот дефицит производили. Носил я их потом в течении нескольких лет. Ничего прочнее ни до, ни после не встречал. Оказывается, и у нас умеют делать настоящую продукцию, если для себя.
Назад возвращались на перекладных, электричками. Украинская военная казна за пару лет "нэзалэжности", настолько оскудела, что не на что было перевозить собственных защитников. Это был кошмар. Почти сотню вчерашних пэтэушников, маменькиных сынков и хулиганов нужно было беспрерывно пересаживать с поезда на поезд. Стращаниями, уговорами и обещаниями тянули толпу к месту службы.

Запомнилась ночь, проведенная на станции Козятин. Зазор между электричками был в целую ночь. Держать в повиновении еще совершенно необузданную массу в гражданской одежде, нам трем было совершенно не под силу. Идем к коменданту вокзала. Сорокасемилетний, худой и бледный капитан удивил меня тем, что с порога заявил, мол, я по-русски не понимаю, говорите на украинском. А ведь это еще только осень 1992 года.

Серега, мой напарник, родом из Жданова (Мариуполя), тот вообще ни слова на украинском. Пришлось мне, ворочая нижнюю челюсть вручную, переводить разговор между ними. И вышли из положения. Нам предложили провести ночь на продовольственной базе длительного хранения, которая находилась в пару сотен метров от вокзала, за железнодорожными путями. В каком-то классе для политинформаций, на полу и голых столах скоротали мы ту холодную ночь. Там же на вокзале, я последний раз расплатился за булочку с чаем советским рублем с копейками. Наступил период купонов.

Худо-бедно добрались в дивизию без потерь и происшествий. До конца своей службы больше мне в подобные командировки ездить не приходилось.

В девятнадцать тридцать выхожу с территории медпункта, домой собрался.
- Кирилыч, а ты куда? - спрашивает меня старший лейтенант Игорь Накапкин, вынырнувший из-за угла.
- Да домой. Я по прежнему ютился с двумя детьми в маленькой, однокомнатной, которую мне выделили в лейтенатскую бытность.
- Так ведь сегодня Лисовой проставляется, приглашал всех офицеров. Он вливается в батальон.
- А я здесь при чем?
- Так мне компанию составишь.
- Ты знаешь, всего Болградского кабэрне еще никто не выпил и не перепьет. Тем более, что он на меня обижен.
- Это почему же?

Рассказал кратко историю, как изгонял его из медпунта.
- И это всего лишь? Да ладно, он нормальный мужик, там и примиритесь.
- Вот пристал, но считай, что уговорил, красноречивый. И только потому, что враги мне действительно ни к чему.

Приходим в один из небольших залов новой солдатской столовой. Ее не смотря ни на что, наконец-то запустили в эксплуатацию. Смотрю, там народу и присесть-то уже негде. Майор Лисовой, восседавший во главе стола, метнул удивленную молнию в мою сторону, но сдержался. Мы поздоровались, народ подвинулся, присели. Ничего особенного, обычное пьянство без ограничения. Минут через сорок я тихонько сбежал.

Вот и очередная моя зима в Бессарабии наступила. Здесь она тоже, в отличии от Ферганы, бывает достаточно холодной и мерзопакостной. Прохожу мимо большого плаца, иду в медпункт. На нем производится учебно-тренировочная швартовка техники. Кроме мороза под двадцать, еще и пронизывающий северный ветер с колючим снегом. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку, сами знаете что. А тут солдаты с офицерами-вэдээсниками трудятся в поте лица. И кому теперь в этом непонятном СНГ, эта швартовка нужна? Но все занятия, как и в добрые прежние времена проводятся по графику. Независимо от сезона и температуры окружающей среды.

От одной из платформ, на которой стоит зашвартованный ГАЗ-66, мне машет рукой капитан Вадим Т. 
- Володя, у тебя чего-нибудь найдется для сугреву? - умоляющим и охрипшим голосом полушепотом произносит он фразу. И щелкает себя пальцами по кадыку.
- Найдется, пошли - сжалился я над бедолагой.
К нему тут же пристраивается старший лейтенант Накапкин.
- Доктор, а меня возьмете? Да пошли, чего уж там. Разделите пополам то, что имею. Поднимаемся ко мне в кабинет. По дороге я даю команду повару, чтобы принес чего-нибудь на зуб. У меня в сейфе было двести граммов чистого медицинского. Разливаю по пятьдесят гостям. Себя игнорирую. Повар заносит все, что было на кухне на тот момент. Тарелку с квашеной капустой. Вадим Т. говорит:
- Ничего, пойдет!
Они с Игорем берут по горсти капусты в левые руки, стопки поднимают правыми.
- Ну, будем!

И стоя передо мной и друг против дружки, синхронно выпивают. В этот момент дверь кабинета без стука открывается, смотрю, а на пороге стоит полковник Вознесенский. Я сижу за столом, и наблюдаю такую картину, как в замедленной киносъемке. У обоих моих корефанов пальцы рук медленно, самопроизвольно разжимаются, и капуста из них высыпается на пол.
- Эт-то что такое! - рявкает командир, - а ну марш отсель!
Офицеры молча ставят рюмки на стол и в мгновение ока растворяются за дверью.

- Доктор, ты зачем их здесь прикармливаешь? - спокойным тоном, без возмущения задает мне вопрос кэп.
- Так замерзли пацаны на плацу. Я проходил мимо вот они спросили, нельзя ли, мол, по капле перехватить?
- Пошли они подальше! Пусть чаем греются, - наливай доктор. И присел к столу. Наливаю кэпу рюмку, полную сотку, все что осталось.
- А себе?
- С вашего разрешения, я воздержусь.
- Ну и ладно, будь здоров! - и он опрокинул содержимое стаканчика себе в глотку, зажевав все той же кислой капустой с солдатского склада. Я передал ему пакетик с поливитаминами для собаки, которые он давно уже заказывал и они лежали у меня в ящике стола. А ведь он меня предупреждал, что как-нибудь сам за ними зайдет. Вот и зашел, в самый"подходящий" момент. Еще пару минут поговорили ни о чем, и он тоже ретировался. 

Вообще полковник Вознесенский был по моим понятиям настоящий командир полка. Я никогда раньше и нигде не видел, чтобы полковники столько времени уделяли солдатам. Он постоянно был с ними. Прыжки и занятия в поле, вождение техники и стрельбы - Вознесенский был всегда среди солдат. Вечерняя прогулка перед отбоем на плацу, он с ними. На утреннем подъеме он обязательно, в каком- либо батальоне. Очередная отправка дембелей, и он по душам общается и прощается, пожимая руку каждому достойному. Все это я замечал, как бы мимоходом, со стороны. И солдаты, соответственно, с любовью относились к нему. Может потому, что своих детей не было.

Но вот в Европе закипел-забулькал, подогретый америкосами Югославский котел. Россия принимает решение помочь сербским славянам-братушкам. Для этого формируют специальный, миротворческий батальон, а его командиром назначают нашего кэпа. Стол для проводов был накрыт в одном из залов ВДС. Приглашенных офицеров и прапорщиков Вознесенский лично пофамильно отбирал, чтобы при расставании не видеть лиц тех, кого он не любил. Так как список был оглашен заранее, и я в нем числился, то решил отблагодарить нестандартным подарком.

Учитывая, что он был почти холостяк, сожительницу я в расчет не брал, то решил подарить ему маленькую копию картины Тициана "Даная". Ее я написал сам задолго до этого момента. Пьянка была жесткая. Расставание с настоящим командиром было для многих, кто послужил с ним поболее меня, тяжелым. Вино и водка лились рекой. Не только во рты но и по столам, но и на пол. Многие, не рассчитавшие сил, уснули лицами в тарелках с винегретами и салатами.

Мой подарок произвел фурор. Командир, тоже уже изрядно подвыпивший, медленно его разворачивал. Затем продемонстрировал всем присутствующим, кто еще был в сознании. Ахи и охи долго звучали по залу. Затем кэп сгреб меня в охапку и долго обнимал, царапая мои щеки своей жесткой щетиной. В конце попойки наиболее крепкие, на руках отнесли его в командирскую машину. Следующая моя встреча с Командиром произошла только лет через двадцать, в "Одноклассниках".
По сей день мне дорога характеристика, написанная при аттестации на меня его собственной рукой. 
"За время прохождения службы в должности начальника медицинской службы полка проявил себя, как грамотный, дисциплинированный и старательный офицер. Показал высокий уровень специальной, политической и военно-практической подготовки... Приказы, Уставы и другие руководящие документы знает в полном объеме, применяет их требования в повседневной деятельности... Быстро ориентируется и умело действует в сложной обстановке, лично дисциплинирован, умело руководит подчиненными. Имеет высокий уровень методической подготовки, умеет учить и воспитывать подчиненных..." и так далее, в том же духе.

Исполнять обязанности командира стал его заместитель, подполковник Сергей Курбатов. Дивизия по прежнему находилась в подвешенном состоянии. На здании местного районного совета красное знамя уступило место сине-желтому. Над штабами полков дивизии, по-прежнему висели знамена красные. Таблички на зданиях тоже сохранялись в красном цвете, только вместо СССР сменили надписи на СНГ. Все понимали, что, видимо, долго так мы существовать не сможем, но и выход нам снизу не просматривался.

В других частях и подразделениях гарнизона, не подчиненных дивизии, типа понтонно-саперного батальона, прокуратуры и тому подобное, денежное содержание офицеры получали как и мы, в украинских "тампонах", но в полтора-два раза больше, потому что они были уже в украинском подчинении. А мы в тех же фантиках, но по соотношению к российскому рублю. Получалось, что мы и здесь были ущемлены.

Следующая часть


Страница 2 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 2 | След. | Конец | Все
Автор:  Владимир Озерянин