Десантура.ру
На главную Поиск по сайту Обратная связь
Закрыть
Логин:
Пароль:
Забыли свой пароль?
Регистрация
Главная  |  Карта сайта  |  Войти  |  Регистрация



Парашутки - парашютные шутки

Ветераны

7-я гв. дшд в Абхазии

Зато у пирса были пришвартованы 4 легких боевых корабля, вооруженных малокалиберными орудиями и ракетными установками. А еще контрастировавший с ними белый пограничный корабль. Если те были уже, что называется, не первой свежести, кое-где и с ржавчиной, то этот, напичканный дорогущей аппаратурой, новехонький! Затопить бы их сразу, но тротила с собой - всего ящик. Отправлялись ведь не корабли взрывать. Демонтировав вооружение, которое смогли снять (а некоторые корабельные пушки почему-то уже лежали на берегу), наложили на оставшиеся орудия и ракетные аппараты тротиловые шашки и взорвали. Но, повредив корабли, потопить их, конечно же, не смогли. Поэтому вернулись на эту базу на следующий день...



Страницы истории

18.05.2020

ВДВ глазами медика. Часть 17: Фергана. ГКЧП

Предыдущая часть

 

Автор в период службы в Ферганской 105-й ВДД

ГКЧП

В понедельник 19 августа, проснулся, как обычно, небольшая физическая разминка, душ... И приступаю к приготовлению своего незамысловатого завтрака, состоящего из поджаренной на хлопковом масле картошки и чая с бутербродом.Чтобы развеять в квартирке гнетущую и давящую на уши тишину, включаю все имеющиеся у меня говорящие и поющие телерадиоприборы. Вот и в этот раз щелкнул тумблером телевизора. Сначала, как обычно, появился звук, а затем и изображение. Транслировался балет "Лебединое озеро". Не будучи никогда большим поклонником балета, переключаю на следующий канал, но там тоже истощенные мадамы изображает подыхающих от голода лебедей.

Бросаю телеящик и бегу на кухню, чтобы убавить газ, завариваю чай и снова возвращаюсь к "голубому" экрану. Переключаю на третий, последний из всего советского ассортимента канал и вижу все ту же стаю длинноногих, полуобморочных лебедей.

"Что за чертовщина творится сегодня в телевизоре!?" - возмущаюсь и бормочу себе под нос, выключая ящик. И одновременно, чтобы заполнить звуковой вакуум, врубаю магнитофон.

"Ну, хоть здесь-то можно слушать то, что сам пожелаешь", - радуюсь и завтракаю под мелодии группы"Высокосный год" и убегаю из дома. Благо, машина уже ждет меня у порога.

Захожу в свой, пахнущий свежой побелкой и красками, кабинет. Сажусь за рабочий стол, и рефлекторно включаю когда-то подаренный мне коллективом Болградского медбата транзистор. Но, о диво, оттуда тоже звучит мелодия танца маленьких лебедей.

"Да что это такое!? Может меня уже галлюцинации какие-то преследуют?"

Но через пару минут мелодия прервалась и из динамика прозвучали слова новостей. Диктор всесоюзного радио угрюмым голосом прочитал сообщения о введении какого-то чрезвычайного положения в некоторых районах СССР, Указ вице-президента СССР Янаева о его вступлении в исполнение обязанностей президента СССР в связи с нездоровьем Горбачева, заявление советского руководства о создании Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР.

Новость была непонятно-интригующая и пугающая одновременно, но в тоже время не воспринималась всерьез. Лебеди продолжили свои пляски под заунывную музыку, а я занялся подготовкой какого- то очередного "неотложного" акта по проверке своих объектов с вечными недостатками. Только в половине девятого утра выхожу со штаба и тут же сталкиваюсь со своим проверяющим из Москвы. Поздоровались, взаимно поинтересовались, как дела, какие планы. И здесь я, учитывая,что передо мною москвич, решил поинтересоваться, дабы он растолковал мне, что это там такое происходит в этой самой Москве.

-Товарищ подполковник, а вы в курсе, что это там за катавасия в Москве?
- А что там? - совершенно спокойным голосом, без тени смущения отвечает он мне вопросом на вопрос.
- Так вот с утра по всем каналам телевидения крутят балет "Лебединое озеро", а по радио говорят о каком-то ГКЧП.
- Да вы что? Я еще ничего не слышал, - лицо его мгновенно преобразилось и приобрело выражение крайней степени озабоченности.
- Значит все-таки началось, - пробормотал он себе под нос. - Надо срочно бежать на переговорный пункт, позвонить домой, - уже как бы сам себе произнес он.
- Извините, но теперь не до службы.

И он растворился. Больше я его никогда и не видел, но так и не понял, почему так сильно разволновался мой проверяющий. Тем не менее, его озабоченность в том, что произошло что-то из ряда вон выходящее, передалась и мне. А в это время прозвучала команда строиться.

Построения офицеров управления дивизии происходили ежедневно, в девять часов утра. Перед строем, как обычно выступали два актера. Начальник штаба дивизии, полковник А. Солуянов, кратко и по делу. И в заключении полковник Борисов, по кличке "Парадокс", комдив. Очень пространно и ни о чем. При этом у Борисова были два странных слова-паразита, которые он искусственно вплетал в свою речь, повторяя бесконечно. Эти слова были "соответственно и непосредственно". Я иногда, стоя в строю прямо перед ним, ставил в записной книжке палочки, чтобы сосчитать эти слова за одно выступление. Получалось, по сорок-пятьдесят раз.


 

Комдив и его начальник штаба.
П-к Г. Борисов и п-к А. Солуянов.


- Товарищи офицеры! Как вы, соответственно, уже слышали, непосредственно в столице нашей Родины Москве, соответственно, произошел переворот. Непосредственно в свои руки взяла власть государственная комиссия, соответственно, по чрезвычайным происшествиям. Вы, надеюсь, соответственно, понимаете, что нельзя было терпеть больше тот бардак, который происходил в стране непосредственно подруководством нашего генсека-президента, соответственно.

Строй внимал словоблудию командира в полнейшей тишине. Многие вообще впервые слышали о каком-то "перевороте". Долго он еще изгалялся, соответственно, над нашими мозгами непосредственно. Пока непосредственно перед строем не появилось два клоуна. Тут у нас вообще нижние челюсти отвисли ниже пояса.

Смотрю, на левом фланге еле ползут, поддерживая друг друга, пьяные в дугу, два Героя Советского Союза, теперь уже, судя по всему, бывшего Советского Союза. Это были "соответственно" командир 98-й ВДД, полковник В. В. и "непосредственно" начальник штаба 105-й ВДД, полковник А. С.

У Борисова от изумления полезли на лоб и без того всегда слегка выпученные глаза. Но он, как стоял перед строем, держа на "запаске"* свои сплетенные в замок жирные пальцы, так и остолбенел, не зная, что предпринять. А эти двое в замызганных спортивных костюмах, с оттопыренными коленками, с трудом продефилировали, спотыкаясь и падая на каждом шагу, прямо на средину перед строем.

- Нам ссообббщили, что врродде в Ммоссккве что-то сслуччилось, - пьяно кривляясь, еле ворочая языком, лыбясь до ушей, пробормотал В. В. - Тттак вы не ппережживайте, ммы ббыссстро наведем ттамм порядок! Пправда Ссаша?-обращался Валера к собутыльнику. Саша в ответ только ворочал осоловевшими от ночной попойки красными глазами и обнимал своего друга за шею. Они еще минут десять что-то там пытались мычать, стоя под углом друг к другу, изображая букву "А", но ничего у них совершенно не получалось. Метров тридцать от строя, из-за угла палисадника выглядывали какие-то две девицы в полураздетом состоянии и непристойно хихикали, показывая пальцами на своих "героев".

Наконец, комдив очнулся от столбняка и кивнул начальнику кадров подполковнику Ю. Кузнецову. Тот, в свою очередь, попросил еще и заместителя по ВДС полковника А. Целовальникова. Они вместе аккуратно, но решительно подхватили этих паяцев и потащили в служебные УАЗики. Те еще пытались сопротивляться, размахивали клешнями, но сопровождающие их не слушали, а так, как были физически крепкие парни, то быстро справились с героями-друганами. Вслед за ними в машины нырнули и девицы из геройского экскорта.

- Озерянин, сейчас полковник В. В. срочно убывает в аэропорт. Его вызывают в Болград. Вы на своей машине следуйте вслед за ним, проследите на всякий случай до посадки на борт, - поставил мне задачу прямо в строю и при всех полковник Борисов.
- Есть!
И я вышел из строя, так пока и не узнав, что же непосредственно для нас, вытекало из того, что произошло в Москве и какие наши дальнейшие действия.
Прежде чем проводить героя В. В. на самолет, я кратко расскажу, как и почему он вдруг, накануне ГКЧП, оказался за тысячи километров от той дивизии, которой официально командовал.

Проходя службу в Афганистане, это со слов сослуживцев, утверждать не буду, он был тяжело ранен. Осколок, или пуля попали в череп, задели глазное яблоко. Лечение было длительным и даже какой-то этап лечения он проходил во Франции. Это в те-то времена. В Афганистане случайно познакомился с какой-то английской журналисткой Кери Скофилд, здесь в Союзе она принимала участие в съемках фильма "Черная акула".
 
Со слов самого В. В. на вопрос, почему выбор на одну из ролей пал именно на него, он ответил: - Я всем отвечаю: "По приказу министра обороны. А вообще - по просьбе главной героини. Иностранную корреспондентку сыграла профессиональная журналистка (Каролина Скофилд. - Д.Л.). У нее муж был богатым издателем, а она занималась журналистикой, как хобби. А скорее всего, в каком-то плане была английской разведчицей (смеется).

Она приехала в нашу страну собирать материал. Такая настырная - побывала во всех частях, в том числе и секретных. Тогда такой бардак в стране был! И две недели пробыла у меня в дивизии. Я ее возил везде, показывал учения, три раза она прыгнула с парашютом. А потом ей предложили сняться в фильме, тоже был свой интерес - иностранка ведь, пусть и не голливудская актриса. В партнеры по фильму ей подобрали прапорщика, чемпиона СССР по ушу. Но она поставила свое условие: буду сниматься, если найдете Героя - пусть он играет главную роль!"

Вот таким образом он и оказался в Ферганском гарнизоне накануне переворота в Москве, потому что здесь реальные природные декорации, вполне соответствуют Афганским. Естественно, что командование ВДВ в лице предателя Грачева, вспомнило, что одна из самых боевых дивизий на тот момент оказалась обезглавленной, но распоряжение о водворении героя на его штатное место застало его в самый неподходящий момент и в самом непотребном состоянии. Он, видимо, даже не мог и предположить, да ему тогда это было и совершенно по барабану, что есть пара внимательных глаз, которые смотрят за его недостойным поведением. А пока, что я еду в своем санитарном УАЗе вслед за кортежем буйных героев.

Вот и аэропорт, с военным терминалом. Ил-76 уже давно стоит под парами в ожидании своего "элитного" пассажира. Отделение дюжих бойцов из дивизионной разведроты помогает все еще не пришедшему в себя гуляке-киноактеру, покинуть кабинку советского военного джипа, и тащат его к трапу. Вслед за В. В. кидаются его барышни и повисают у него на плечах с воплями: - Валера! На кого ты нас бросаешь!

Бойцы тащат его по вертикальному трапу в салон грузового самолета, а двуногие прокладки, гроздьями висят на нем. Цирк, да и только! Долго солдаты отрывали "верных" ферганских подруг от героя. Были слезы, сопли, визги и размазанная тушь по щекам. Но, в конце концов, герметичная дверца ИЛа,разделила их навсегда.
Борт порулил на взлетку, а я на рабочее место.
По быстрому, перекусив в столовке порцию немытой и небритой баранины, иду в кабинет. Краем глаза наблюдаю за офицерами и прапорщиками штаба. Сильно заметно, что все находятся в угнетенно-подавленном состоянии. После обеда внеплановое построение. Перед строем все те же. У Борисова даже живот обвис в виде полупустого мешка. Глаза еще больше стали выпученными. Видимо, переживает, что так и не успеет урвать свои лампасы. Глазки уже более-менее протрезвевшего А. С. сверкают и бегают, как у нашкодившего, загнанного в угол мышонка. Этот тоже уже прикинул хрен к носу, что и его карьера рушится.

Но вот, секретчик передает ему ворох свежих и экстренных телеграмм. Мы тоже стоим в строю и переминаемся в ожидании свежих новостей сверху. А. С. зачитывает несколько директив от министра обороны, какие-то приказы командующего округом. Все они содержат призывы к соблюдению спокойствия, поддержанию высокой воинской дисциплины и порядка в войсках. В некоторых проскальзывают воззвания к поддержке государственной комиссии по чрезвычайной ситуации. Народ в строю по привычке лишних вопросов не задает. Вроде все понимают, что в стране происходит что-то чрезвычайно важное для каждого из нас.

Лично я всей душой тогда был на стороне тех, кто решил изолировать Ельцина и отстранить от власти Горбачева. Они мне за пять лет своего противостояния уже осточертели. Особенно, после того случая, когда Ельцин организовал какое-то псевдопокушение на себя, а потом на каком-то пленуме, когда Горбачев при всех задал ему вопрос о том было ли покушение, поднялся и сказал: - Нет, не было, это я так пошутил.
 
- Товарищи, вы все слышали? Это Борис Николаевич так пошутил, - резюмировал Горбачев. А ведь шума тогда в советских, но уже продажных СМИ, было выше крыши.
После этого я их обоих не то, что терпеть не мог, я их до сих пор просто не уважаю. Помню какую-то телепередачу, незадолго до смерти Ельцина с участием Горбачева. Где кто-то из журналистов спросил: - Михаил Сергеевич, Вы, думаю, знаете, что огромное количество бывших граждан СССР горят желанием повесить вас обоих с Ельциным? В этот раз уже он,криво ухмыляясь пошутил: - У меня только одна будет просьба в таком случае. Не вешайте меня и Ельцина на одном суку. Пусть нас повесят на разных деревьях. Я не желаю висеть с ним рядом.

У него, видите ли, обида так и не прошла, потому что тот подвинул его с кресла.

На вечернем построении снова зачитывали свежие телеграммы. Они были противоречивые. В одних писали, что войска поддержавшие ГКЧП теснят контрреволюцию. В других, наоборот, о том что многие части и соединения, прибывшие в Москву перешли на сторону Ельцинских либералов. Толпа в строю помалкивала. По лицам было видно, что и здесь многие выжидают, в чью сторону склонится чаша весов. Но тем не менее первые лица дивизии мимикой, жестами и краткими звуками "му", выражали свое мнениев поддержку сил, которые пытались сохранить прежний строй. С ними солидарным был и я. Потому что, зародившееся движение плесени в Москве и по окраинам СССР мне было абсолютно непонятно и противно. Но я уже успел заметить за эти годы, что вылезающая со всех щелей воровская буржуазия ничего хорошего нам, военным, не сулит.

На следующий, второй день ГКЧП, тревожная обстановка продолжала сохраняться. Созвонившись с друзьями, я узнал, что бывшая моя, Болградская дивизия вылетела в Москву. По моему умозаключению получалось так, что сначала дивизия гасила очаги национализма по периметру Союза, в Баку, Тбилиси, Ереване, а теперь и в самом центре пришло время. На зачастивших построениях нас по-прежнему кормили утешениями из прибывающих директив и распоряжений о том, что поднявшая голову гидра контрреволюции не пройдет! И мы, находясь в оцепенении, продолжали свято в это верить.

Но вот, наступило и очередное послеобеденное построение. Борисова перед строем не было. Как пижон, в мятых штанишках, выскочил коротышка А. С., и с неприятной ухмылкой, держа целую кипу бумаг в руке, провозгласил: "Товарищи офицеры! (еще пока товарищи)... Силы зарождающейся в России демократии победили!"

Затем повернул голову в сторону начальника секретной части и озадачил его при нас такими словами:
- Товарищ капитан! Все телеграммы, которые приходили со вчерашнего утра до сегодняшних двенадцати часов дня, по пришедшему сверху распоряжению, необходимо немедленно собрать в одну большую кучу и сжечь. Они теперь не имеют силы.

Все перед ним стоящие, хлопали глазами от изумления. "Как же так, неужели все-таки нечисть победила?" - задавала сама себе вопрос, основная масса стоящих в строю.
- А теперь слушайте дальше содержимое свежих документов, касающихся нас с вами, - он потряс перед строем очередной кипой бумаг.
- Содержание следующей телеграммы, хотя я и сам ее еще предварительно не до конца прочитал. Значит так, что касается новой формы одежды. Шинели и сапоги в армии отменить. Портупеи и лампасы отменить.

"Черт, а как же теперь мы сами-то будем выделяться?" - сам себя перед строем спросил герой, и сам продолжил:
- Слушайте далее! "Гауптические вахты" в армии запретить!
" Да что же это такое? А как же мы теперь будем держать солдат в страхе и повиновении? - продолжал сам себе удивляться перед строем служака, начальник штаба. - В общем, я так понимаю, что начинается всеобщий бардак. Да, насчет сапог и портупеи, могу согласиться, они мне и самому надоели."
- С сегодняшнего дня все ходим только в туфлях и ботинках. Насчет всего остального, пока что еще повременим. Продолжаем службу в обычном режиме, -резюмировал начальник.

Лично в моей голове, да думаю и не только в моей, вспыхнул целый рой всевозможных мыслей: "Что будет с Союзом? Если развалится, что произойдет с этой дивизией? Кому она будет подчиняться? Если она перейдет в состав армии Узбекистана, что делать лично мне? Как быть далее, оставаться здесь или куда-то переводиться?"

Решил подождать четверга и при очередном докладе задать эти вопросы своим московским начальникам. А пока ждать, что будет всем, то и мне.

Наступил третий день переворота

События августа 1991 года, ввод войск в Москву решением ГКЧП и его дальнейшие действия привели к ускорению распада СССР. Одним из последствий этого стала ликвидация организаций КПСС и ВЛКСМ в Вооруженных силах. Директивой Генерального штаба ВС СССР от 4 декабря 1991года №… из штата управления дивизии исключаются военно-политический отдел и партийная комиссия дивизии. Также были исключены из штатов частей и подразделений заместители командиров по политической части и партийно-политические аппараты. И из армии их уволить.

Лично меня такое распоряжение порадовало. Замполитов давно нужно было не просто отстранить, а судить в основной массе. По большому счету, это они и привели к тому, что произошло со страной. Краем глаза я наблюдал за поникшими как осенние листы и растерянными лицами замполитовской верхушки дивизии. И только потом, через пару месяцев, пришла очередная директива, что вместо замполитов, нужно включить в штаты должности помощников командиров по работе с личным составом. И то, с припиской, что, мол, они тоже люди, надо их пожалеть и трудоустроить.

Я повстречал в коридоре штаба женщину служащую в парткоме.
- Зайдите если желаете ко мне и заберите свои партийные документы или я буду вынуждена уничтожить их в установленном порядке, - сухо и строго предложила она мне.
- Даже так? - удивился я. - Чтотак быстро?
- А как вы думали, теперь все дела решаются быстро и радикально.

Я последовал за ней на второй этаж. В обычно напыщенно-торжественном помещении с портретами классиков марксизма-ленинизма, тяжелыми и пыльными шторами на окнах, теперь было голо и пусто. Раскрытые дверцы книжных шкафов, выдвинутые ящики столов. По углам кабинетов еще валялись, какие-то скомканные бумаги, порванные брошюры и томики Ленина, Энгельса, Маркса... Такое впечатление, как будто вихрь пролетел по этим позавчера еще грозным помещениям.
- Держите свой партбилет и учетную карточку.
- И куда его теперь девать?
- А вон посмотрите во дворик за окном.

Я уже давно ощутил запах дыма, доносившийся через открытые окна, но не придавал ему значения. Подумал, мол, где-то как обычно, загорелось содержимое урны от окурка, но посмотрел в окно, а там во внутреннем дворике штаба картина напоминала мне кадры из фильмов о последних днях рейхстага. Пылал большой костер. Вокруг него толпились целая стая мне знакомых физиономий. Там были секретчики и несекретчики, замполиты и штабные писаря, они спешно сжигали целые ворохи документов.

Но больше всего меня поразили некоторые вчерашние партийные активисты и рядовые партийные стукачи, которые сейчас демонстративно сжигали свои партийные билеты, бахвалясь друг перед дружкой. Понаблюдал с минуту за этой вечной накипью на человеческом обществе. Цыкнул слюной сквозь зубы и отвернулся. Я и ранее не сомневался в подлинной сущности некоторых тварей, а сейчас убедился воочию.

Складываю во внутренний карман кителя свои партийные документы. Так, на всякий случай. Дабы сохранить в своем семейном архиве, если они теперь больше никому не нужны. Перевожу взор на один из открытых ящиков стола, и замечаю там один такой маленький деревянный штемпелек с резиновой накладочкой. На нем выграировано два слова: " УПЛАЧЕНО КПСС", приобщаю и его к своему архиву.Выхожу из штаба через тыльную дверь, огибаю штаб справа по периметру и прохожу мимо парадного входа с массивной дубовой дверью и полуистертыми медными ручками, которые как реликвия сохранились со скобелевских времен.

И что я вижу на крыльце перед дверью? Два главных дивизионных "перестройщика", начпо Лопуха со своим верным Санчо-Пансой, то есть заместителем, стоят, обнявшись, плачут и утирают друг дружке слезки, о чем-то пьяно бормоча. Это была картина достойная кисти Ильи Репина. Даже мое огрубевшее сердце возликовало. Вот они, два ублюдка, которых постигла кара перемен. А я имею возможность хоть пару минут понаслаждаться торжеством справедливости. Многие поколения моих предшественников уплатили непомерную цену,за то чтобы этот эпизод в армии состоялся. Ведь это они были проводниками всех идей и решений партии в армейской среде. Это они чуть что, первыми вопили, что они уже "перестроились!", что они первые на острие атаки.

Дальнейшие события в стране всем известны и без моих воспоминаний. Приведу здесь только несколько высказываний по поводу того, чем на самом деле было это злосчастное ГКЧП. Из, так сказать, первых уст. И я с ними полностью согласен. Несогласны только те, кому, благодаря развалу Союза удалось урвать хоть кусочек от всенародного пирога.

Анатолий Лукьянов:
-Уже давно спорят, а что же такое было ГКЧП: путч, заговор или переворот? Давайте определимся. Если это был заговор, то где вы видели, чтобы заговорщики ехали к тому, против кого они сговариваются? Если это был бы путч, то это означало бы ломку всей системы государственной. А все было сохранено: и Верховный Совет СССР, и правительство, и все остальное. Значит, это не путч. А может, это переворот? Но где вы видели переворот в защиту того строя, который существует? Признать это переворотом даже при большой фантазии невозможно. Это была плохо организованная попытка людей поехать к руководителю страны и договориться с ним о том, что нельзя подписывать договор, который разрушает Союз, и что он должен вмешаться. Там были Болдин, Шенин, Крючков, Варенников и Плеханов. Всем им Горбачев пожал руки - и они разъехались. Это надо знать людям, это была отчаянная, но плохо организованная попытка группы руководителей страны спасти Союз, попытка людей, веривших, что их поддержит президент, что он отложит подписание проекта союзного договора, который означал юридическое оформление разрушения советской страны.

Геннадий Янаев:
- Я абсолютно никогда не признавал, что я совершил государственный переворот и никогда не признаю. Для того, чтобы понять логику моих действий, а также логику действий моих товарищей, надо знать ситуацию, в которой страна оказалась к августу 1991-го года. Речь тогда шла о практически тотальном кризисе, в стране шла открытая борьба за власть между сторонниками сохранения единого государства и общественно-политического строя и его противниками. Этот политический кризис обострялся день ото дня, часто сопровождался антиконституционными действиями и, к сожалению, оценки должной политическое руководство страны этому не давало. Мы не разогнали ни одну структуру государственную, не посадили ни одного должностное лицо, даже Гавриила Попова, мэра Москвы, не освободили от работы, хотя он деликатного свойства информацию таскал американскому послу по 5-6 раз в день. Не было этого. Съезд народных депутатов СССР разогнали Горбачев и президенты, которые стали потом главами так называемых независимых государств.

Владимир Крючков:
- Мы противились подписанию договора, разрушающего Союз. Я чувствую, что был прав. Жалею, что не были приняты меры по строгой изоляции Президента СССР, не были поставлены вопросы перед Верховным Советом об отречении главы государства от своего поста.

Валентин Павлов:
- Мы, члены ГКЧП, не готовили переворота. У нас, поверьте, хватило бы ума и возможностей арестовать все российское руководство еще далеко от Москвы, в аэропорту, на даче, на дороге. Возможностей было сколько угодно. Даже в здании Верховного Совета РСФСР могли, если бы ставили такую цель.


 

ГКЧэПисты


Результаты телефонного голосования страны в тот период:

только 7% – населения СССР,  расценивало ГКЧП как путч, (это те самые воры, которые обогатились в результате), и 93%  - те, что остались бедными и нищими, считали, что это была попытка избежать распада страны.

Ну, а у нас, на четвертый день после переворота, вроде как, все вошло в свое русло, и мы продолжили восстанавливать дивизию, как ни в чем не бывало. Мой московский шеф при докладе успокаивал меня, как мог. Убеждал, что все еще наладится, что армия останется в прежнем состоянии и подчинении. Чтобы я никуда не торопился и занимался своим делом, не опуская рук. Я был рад поверить, но, увы, с каждым днем пребывания здесь, не только мне, но и всем окружающим становилось понятно, что надо отсюда куда-то выбираться. А пока не стану забегать вперед.

Комиссия, которая прибыла из Москвы накануне госпереворота в нашу дивизию во главе с генералом Александром Чиндаровым, в Москву не возвращалась. Все члены разлетелись и разъехались по частям и подразделениям, которые уже вошли в состав дивизии или еще только планировались на присоединение. Лично я вообще до сих пор подозреваю, что Чиндарова специально сослали на это время подальше от Москвы, потому что он мог запросто арестовать Ельцина со всей его камарильей. А мог даже своего начальника Грачева запереть в клетку вместе с его собутыльником Борухом Ельцманом. Так вот в двадцатых числах августа, когда на верху уже все более менее устаканилось, москвичи улетали обратно.

Проверяя по плану объекты тыла, я случайно стал свидетелем подготовки подарков от дивизии для каждого члена комиссии. Индивидуально, в зависимости от ранга, комплектовалось две, три или четыре огромные коробки. Их содержимое было следующим. Ананасы, бананы,помидоры, арбузы, виноград, дыни, лук, чеснок, хлопковое масло, вино и прочие местные дары природы. Первые два фрукта-овоща, скорее всего, были привозными из ближайшего зарубежья.

Прапор-начальник склада чуть было не лишился дара речи, когда увидел на пороге склада мои посторонние глаза. Он даже пытался растопыривать руки, как курица крылья, чтобы прикрыть от моего взора все это богатство, но было поздно, я увидел все и сразу.

- На Москву? - задал я понимающе-сочувствующим голосом вопрос.
- А-агга, - испуганно промямлил прапорюга с жирным задом, - в ее, родимую...
Я уже имел неоднократный опыт видеть подобные отправки грузов из Болграда, поэтому ничуть не удивился. Единственное, что меня слегка удивило, так это те самые, отсутствовавшие в свободной продаже в советской торговле ананасы с бананами, но я не стал капать прапору на мозги своими расспросами. Он и так изрядно перенервничал. Самого председателя комиссии, Чиндарова, я больше не видел. Самолет, перегруженный данью, как в таких случаях шутят бывалые, махая крыльями, еле-еле оторвался от взлетки, но улетел.



*- запаска - запасной парашют. В данном случае живот, его толстая жировая прокладка.

Фергана. Служба продолжается

На следующий день по плану и по погоде, были прыжки с парашютом. После ударов об землю в Прибалтике, на Псковщине и в Бессарабии, здесь была своя экзотика. На барханы с верблюжьей колючкой еще не приземлялся. Невыносимый зной в ожидании погрузки на борт.Десяток минут полета внутри дребезжащей этажерки под названием Ан-2. Освежающая прохлада считанных минут полета под куполом и снова полчаса, как верблюд. Только вместо горбов, парашютная сумка на спине с куполами. Под ноги бросаются безобидные крокодилы пустыни, вараны, широко разевая пасть и угрожающе высовывая раздвоенные языки. Ноги грузнут в песке, пот заливает глаза. Вот и вся экзотика для парашютиста в Кара-Кумах, но программу прыжков и здесь нужно выполнять. ВэДээСники* тоже стремятся доказать всем, что свой хлеб жуют не напрасно.


 

Прыжки на барханы Кара-Кумов


Наступил сентябрь, но прохладнее от этого не стало. Начальником аптеки в МПП, а параллельно, в уже новых условиях, и начальником медицинского снабжения дивизии (пока), был прапорщик-фельдшер Султан Хайдаров. Милейший узбек, в возрасте сорока пяти. Как истинный мусульманин, зажатый в тиски советского законодательства, имел жену и выводок детей с квартирой здесь в военном городке Ферганы. Вторая жена, с не меньшим количеством короедов, проживала в селе - кишлаке, откуда он был родом. Помимо этого, обе жены постоянно преследовали его по хатам и квартирам у других женщин, до которых он был чрезвычайно охоч.


 

Начальник аптеки (нач. мед. снабжения дивизии)
пр-к Султан Хайдаров


Но, со своей работой Султан справлялся на "пять". И в аптеке, и на складах у него было относительное изобилие и идеальный порядок. Начальство медицинское и курковое его уважало. Нужный ведь всегда человек, а потому идиотскими политзанятиями, строевой подготовкой и нарядами по службе, не обременяло. Старался жить тихо, мирно и в свое удовольствие. Я моложе его на более чем десять лет. Но пока исполнял обязанности НМС, он ко мне как и ко всем начальникам относился подобострастно и уважительно, называя полушепотом и с придыханием, "шепь", что на его наречии означало "шеф".

- Шепь, вы не стесняйтесь, если чего надо, говорите, я все достану и все сделаю, - так обычно говорил он, если, действительно, в чем-то возникали затруднения. На своей "шестерке-жигулях" не только по бабам мотался, но и выполнял массу всевозможных поручений откомандиров, начальников и командирчиков. Никому не отказывал в помощи. Бывал пару раз и у меня в квартире, где в доверительных беседах делился своими проблемами в беспрерывных войнах на женских фронтах. Почему-то проникся ко мне с доверием. Может быть потому, что я, как сосед по купе в поезде, был здесь временным и одиноким.

Но вот, Султан приглашает почти весь коллектив медицинской службы полка и вышестоящих начальников к себе в гости. В родной кишлак, на поминки, Годовщину со дня смерти своей матери. Была это суббота. Я как-то не сильно увлекался в те годы подобными мероприятиями и большого желания ехать неизвестно куда, по неведомому поводу, не имел. Но здесь уже на меня насели Баляс с Минаковым и уговорили. А еще мне было просто интересно посмотреть, как поживает узбекская глубинка. Семнадцать человек приглашенных, расселись в два жигуля, и в санитарный УАЗ. Я с Балясом ехали в машине хозяина мероприятия. До кишлака семьдесят верст с небольшим, домчались с ветерком. Благо, дороги в Узбекистане относительно добротные.

Приезжаем и выгружаемся в центре довольно крупного, по моим понятиям, села. Дом его родителей находился чуть в стороне от центрального перекрестка. А само мероприятие не похоже ни на что, подобное у нас. В самом центре, на пересечении двух улиц было установлено что-то на подобие трибуны - возвышение примерно на метр от земли, размером три на три метра, покрытое коврами.На нем стоял столик, покрытый чем-то, типа парчи. За столом сидели муллы в своих культовых одеяниях. Во все четыре стороны, метров потридцать, прямо посредине улиц тянулись столы, покрытые клеенками, на которых было изобилие всевозможных яств. Плов и манты, шурпа и шашлык, лагман и самса, нарезанные дыни и арбузы, груши и яблоки, виноград и финики, халва и шербет, и чай, чай, чай, да и много чего такого, чему я и названия не знаю. Нас провели в крайнее правое крыло столов, если смотреть на лица мулл и муэдзинов.

Столы с этой стороны были специально для нас накрыты, потому что на них стояли большие пиалы под первое блюдо. Аборигены почти никогда его не кушают. Хайдаров сбегал в длинный, как сарай,саманный родительский дом, располагавшийся прямо напротив наших столов. Быстро переоделся, то есть вместо кителя надел стеганый халат, а вместо фуражки, тюбетейку и мгновенно преобразился. Если до того его вполне можно было принять, если не присматриваться, за европейца, то сейчас стал узбек узбеком. Даже глаза из нормальных по ширине стали, как щелочки. За собой он привел своего дедушку, хромого и одноглазого басмача. И грима не надо, можно сразу было в кинокадр загонять. Чалма, халат на голое тело, жиденькая бородка и черная повязка на отсутствовавшем по неведомым нам причинам, правом глазу, превращала его облик в зловещего бандита.

Хайдаров представил его нам, и объяснил, что на время нашего здесь пребывания, дедушка будет нашим гидом, слугой и официантом в одном лице. Сам же побежал заниматься другими многочисленными гостями, которые еще до нас уже восседали за столами. В это время мулла начал, какую-то свою заунывную молитву и мы все притихли. Минут десять мусульманский священник на непонятном мне языке причитал и молился, и затем резко остановился. Старый басмач кивнул нам, что теперь можно приступать к трапезе.

- Так ви первий блуд кушять будите? - спросил нас, сверкая кривым глазом, дед-"бандит". Мы, кто кивнул головой, а кто пожал плечами, но, в общем-то согласились.
- Ну, тогда я вам разолью сюп по пиалям, - сказал дед и из алюминиевой кастрюли большим черпаком разделил на нас всех первое блюдо. Мы в ожидании пока он закончит, разливали стоявшую на столе специально для нас, еще не нагревшуюся после холодильника, водку.
- О, погодите, я сичас вам льожки принесу, савсэм забиль…

И старик, прихрамывая на левую ногу, побежал в дом. Мы, не дожидаясь, и не чокаясь, опрокинули по первой рюмке. Кто арбузом, кто виноградом стали закусывать. Наконец, появился дед с пучком алюминиевых ложек. Я сидел к дому спиной, поэтому Маргарита, наша медпунктовская врач-терапевт, сидевшая напротив меня, глазами показала мне, чтобы я оглянулся. Осторожно поворачиваю голову назад и наблюдаю такую картину. Буквально в полуметре от меня, сзади, протекает узенький арык. По нему плывет обычная сельская канализация. Старый басмач, нагнувшись и раскорячив ноги, стоя на обоих берегах "реки", держа ложки в обеих руках, усердно полоскал их в протекавшем, желтокоричневом содержимом. Меня чуть было не вырвало прямо за столом. Благо, что в желудок был еще пустым. Затем "официант" аккуратно разложил алюминиевые черпалки возле каждого едока.

Мне, Маргарите и Эмилу Керимкулову, который сидел рядом с Марго и тоже все видел, в тот день испробовать местного супа не довелось. Всех остальных мы предупреждать не стали. Киргиз Закир Саипов, сидеший справа от меня, как женатый на казахской немке, уплетал зюппу, облизывая свою ложку, как золотую. Баляс, Минаков, Иван Вотчель и прочие, тоже ничего не подозревали. Мы же, свидетели аборигеновской гигиены питания, налегали, в основном, на фрукты и овощи, справедливо полагая, что уж в их внутренность лапы басмача не смогли добраться.

Трапеза еще раз в нашем присутствии была прервана молитвой и застолье продолжилось. Пару раз к нам подбегал с вопросом все ли у нас хорошо, Султан. Мы его заверяли, что все в порядке. Престарелый басмач-гигиенист, тоже рядом с нами на краешке стола чего-то жевал одним зубом во рту. Мы для дезинфекции желудочно-кишечного тракта налегали на "Русскую". На мой вопрос к Маргарите, как же так и почему за годы советской власти они так и не приучились к элементарной гигиене, она ответила, ссылаясь на все тот же "грунтовой иммунитет", который спасает аборигенов от массового вымирания и заболеваемости. То есть, если жить среди дерьма, им питаться и им запивать, то организм вырабатывает такую самооборону, что ему никакие бактерии ни по чем.

Просидев за столом для приличия часа полтора, попросили у хозяина разрешения ретироваться. И так как нас никто насильно не удерживал, убыли в обратном направлении.

В выходные дни я в одиночку или со Славой Карукой бродили по городу, ходили в кинотеатры, иногда в какой-нибудь из местных ресторанов. Просто по улицам и магазинам. Карука, это еще один Болградский старлей, который теперь у меня в квартирантах. Он журналист дивизионной газеты.

Нравился мне местный базар. Его я посещал в поисках своего украинского наркотика, сала. Через какое-то время так захотелось его покушать, что я начал расспрашивать у окружающих, где можно найти и купить. Потому что видел на базарах только баранину и иногда говядину. А меня от баранины уже тошнило. Как-то специально выбрался на центральный рынок. Долго толкался по рядам и нашел.
В самом конце одного из длиннющих рядов, в углу базара стоял наш обычный, хохляцких кровей, дядька. В белом фартуке и даже в колпаке. Возле него стояла более-менее нормальная колода. А на прилавке гора свеженарубленной свинины. Аж душа обрадовалась! Выбрал я себе кусок того, о чем давно мечтал, сала с прослойками мяса.Земляка заверил, что теперь я буду его частым гостем. Часть засолил и положил, нарезав кусками в стеклянную банку. А часть за пару дней использовал для приготовления яишницы. Ребрышки, соответственно, пустил на приготовление супа. Его я начал периодически готовить под диктовку жены по телефону.

По дороге к моему дому находился самоорганизованный местными узбечками стихийный базарчик. Продавщицы сидели прямо на голом асфальте и продавали всевозможную зелень почти круглый год. Зеленый лук-перо, свежую редиску, салат, щавель, укроп, свежие огурцы и помидоры и прочее. Все это было разложено пучками и кучками на фанерках. В течении дня, чтобы окончательно не увяло, поливалось- опрыскивалось водой. Цена независимо чего, пучок - рубль. Постепенно научился самостоятельно готовить незамысловатые блюда. Как первое, так и второе с третьим.

Специально выпросил у дивизионного топографа две огромные карты. Одна всего Советского Союза. Вторая, все республики средней Азии, крупным планом. Скотчем поприклеивал их к обоям над кроватями, вместо ковров. На той,что висела над моей кроватью,фломастером заштриховал все три прибалтийские республики, как уже отделившиеся. Мой младший брат, который в это время учился во Львовском художественном училище, присылал в письмах открытки - переводки-наклейки. На них я тогда впервые увидел желто-блакитный и красно-черный флаги, а также тризуб. Он мне писал, что по центральным улицам города, маршируют колонны националистов.

Всю эту информацию я воспринимал тогда не более, чем детские забавы типа "зарницы". Но не тут то было! Двадцать пятого августа моя малая Родина, под руководством того, который с его слов в семилетнем возрасте бегал из села в Ровенский гарнизон, колядовать за шоколадку фашистам, объявила "НЕЗАЛЕЖНОСТЬ". Вчерашний товарищ, главный коммунистический пропаГАНДОН Украины, а теперь мгновенно ставший "паном", под давлением себе подобного окружения, объявил о выходе УССР из состава СССР. В течении недели, без меня, без моего спросу, меня дважды осиротили. Сначала лишили Большой Матери Родины - СССР, а затем отобрали и малую. И все это, вопреки желанию основной, подавляющей массы народа. Оказалось, что теперь я, и мне подобные, вообще круглые сироты.

А территория, где мы сейчас случайно оказались, тут же начала предлагать нам усыновление, без нашего на то согласия. Московский шеф по-прежнему успокаивал и заверял, что все еще утрясется. Я продолжал верить и не верить одновременно. Потому что, то, что происходило на территории теперь уже независимого Узбекистана и такой же Украины, давало очень мало поводов на то, чтобы надеяться, что еще что-то срастется, но тем не менее, служба продолжалась, вроде как, в обычном русле.

Полёт в Прибалтику

Подошло время, когда по плану, как обычно, начинался набор молодого пополнения в армию. Даже трудно сказать, как она в тот период называлась, но уж точно, что уже не Советской. Огромная военная махина продолжала еще работать, хотя уже и на холостых оборотах.
Я сам напросился слетать за молодежью, но не в какой-нибудь военкомат, а в Прибалтику. Там находилась учебная дивизия ВДВ, где для войск готовили сержантов. Случайно пообщавшись с экипажем одного из Ил-76, который туда направлялся, я узнал,что у них по маршруту есть посещение Болграда. То есть была возможность заодно и побывать внезапно в гостях у семьи. Быстро оформляю командировочные документы, и вот уже стою у трапа самолета.

- Пассажиров принимаете? - задаю вопрос моложавому майору, командиру борта. Так как мы уже накануне познакомились, то он без лишних вопросов скомандовал:
- Поднимайтесь, доктор, через пару минут взлетаем.

Забираюсь в салон и удивляюсь. Огромное чрево самолета до отказа набито луком.
- Сорок две тонны, - прокомментировал командир, глядя на мои изумленные глаза, и немой вопрос в них, мол, а где же мне размещаться?
- Забирайтесь, доктор, наверх, разомните в нем для себя лунку. И будете лететь, как в гамаке. Маршрут полета у нас такой, прямо сейчас, без всякой промежуточной посадки летим в Болград. Это шесть часов лету. Там кое-чем загружаемся и летим во Львов. Выгружаем лук и летим в Прибалтику. Там забираем сто семьдесят сержантов и возвращаемся в Фергану.

Меня такой полет вполне устраивал.

Загудели, прогреваясь, моторы, а я по толстой сетке, которой был обтянут весь лук, покарабкался наверх. Под самый потолок, а это довольно высоко. Растолкал лук, сделал углубление и проспал сном младенца всю дорогу. Потом еще неделю всем телом источал запах лука. На бетонку Болградской посадочной полосы шлепнулись по расписанию в шесть утра. В те времена там еще курсировали внутригородские автобусы, поэтому, договорившись с командиром о времени продолжения маршрута, я отправился домой. Лететь дальше должны были через сутки.

Дома вся семья рада внезапному появлению папы. Отсыпаюсь, отъедаюсь, гуляем всем семейством по городу. Общаюсь с бывшими сослуживцами. Здесь в дивизии и в городе все по-прежнему. В этом захолустье без каких-либо изменений сохраняется советская власть. Через сутки мчусь на аэродром, но экипаж мне сообщает что я рано примчался. По погодным прогнозам еще могу суток двое наслаждаться внеплановым отдыхом. Отчего, конечно, и не отказываюсь, мчусь назад домой. Только на пятые сутки в десять вечера прозвучала команда:
- По местам!
Борт уже на взлетке. Я подъезжаю прямо к трапу. Погода сухая и теплая. Экипаж без суеты делает свою привычную работу. Майор командир корабля, приветливо подает мне руку, и говорит:
- Доктор, ждем вашей консультации, как местного старожила. Нам надо узнать, какое из этих вин самое лучшее. И при этом показывает на десять, я потом сосчитал, выстроенных в ряд сорокапятилитровых емкостей из нержавейки. Это такие баки из солдатских походных кухонь. С широкими, герметично закрывающимися горлышками.
- Товарищ майор, да я не так что бы уж очень и разбирался в этом деле, но могу указать только на то, что мне нравится и на то, которое не очень. А для этого придется попробовать из всех баков.
- Нет проблем, мы и не торопимся, пробуйте, - и подает мне солдатскую эмалированную кружку. Не торопясь, прохожу вдоль всех емкостей, примерно, по ложке с каждой пробую содержимое. Быстро вычисляю, что сортов всего два. "Солнце в бокале" - крепленое и "Кабэрнэ-красное" - сухое. О чем и докладываю по команде.
- Так какое вкуснее? - интересуется майор.
- Лично мне нравится вот это сладкое. Но его много пить нельзя. Уж слишком потом тяжелое похмелье.
- Ничего, выдюжим. Я правду говорю? - обращается он ко всем своим подчиненным.
- Так точно, коммандор! - дружно гаркнул в ответ экипаж.
- Ну, тогда вот этот бидон поближе к кабине, а остальные подальше от нее, -распорядился капитан корабля. Не смотря на тяжесть бидонов, они были очень быстро загружены по вертикальному трапу. Поднялся в салон и я. И что же вижу? Весь экипаж, человек семь-восемь, расселись вокруг открытой емкости и дружно кружками, как воду, пьют крепленое вино, на которое я указал, как на самое вкусное. Аж опешил от такой неожиданности.
- Так мы что, сегодня не летим? - с крайней степенью удивления спрашиваю у всех членов экипажа.
- Ну, почему же, через пару минут и взлетаем, - отвечает мне тот, что сидит справа от командира во время полета.
- Так выже через пару минут уже не будете ничего соображать, - волнуюсь я и уже жалею, что снова рано уехал с дома, что можно было еще ночь провести с семьей.
- Да ладно, доктор, у нас есть один несчастный, который сегодня не пьет, ему не положено.
- Кто это?
- А вон, посмотрите,в яйце сидит. Штурман наш, ему сегодня не повезло. Я специально поднимаюсь в кабину и заглядываю в специальное стеклянное углубление под ногами между креслами командира и правака. Точно, там сидит капитан и что-то напряженно вычерчивает на картах. При этом совершенно трезвый и вменяемый. Он слышал весь наш разговор, поэтому поднимает голову от своего стола-планшета и приветливо улыбается:
- Не дрейфь, доктор, все будет нормально! - прозвучал снизу голос командира. Я им поверил, но удивление мое не прошло до сих пор. Понимаю, что летчики -ребята крепкие, но зеленого змея еще не осилил никто. Через пару минут точно взлетели, а под утро прилетели туда, куда и планировали. В столицу Галичины, город Львов (рус.), Львув (польск.), Львив (укр.), Лемберг (австр.), и т.д. 
Здесь быстро скинули луковый груз и помчались в уже тоже "независимую" Прибалтику. В отличии от жаркой Ферганской долины, теплого Болграда и дождливого Львова, в Литве уже была тогда настоящая зима.

Когда наступал на аэродромные плиты, под ногами хрустели кристаллы необычного для меня инея. Он был высотой до тридцати и более сантиметров, похож на верблюжью колючку.

Сержантов забрали быстро. Здесь к здоровью придираться смысла не было. Главное, что проверил на наличие инфекционной заболеваемости и педикулеза. Таких выявлено не было, но по причине снова же нелетной погоды, и здесь задержались на пять дней. Питался я со своими летчиками в летной столовой. Здесь у них были свои традиции. В конце первого совместного завтрака, они на что-то кинули на пальцах.
- Отставить! - сказал старший по званию за столом, - Доктор, а вы чего не принимаете участие?
- В чем?
- Кидайте на пальцах вместе с нами.,
- На что?
- А вон на шоколадку.
 И точно, на одном из углов стола, лежала в одиночестве плитка шоколада.

- Раньше, еще совсем недавно, было по плитке на каждого, а теперь времена поменялись. Вот мы и кидаем на пальцах, кому достанется.
- Да, ладно, - говорю я, - зачем она мне?
- Вы вместе с нами за столом, значит принимайте участие и не спорьте.
Ладно, - кидаю и я свои персты. Плитка после подсчета достается мне.

Живу тоже в одном из номеров своих попутчиков, в летной гостинице. Пару баков с вином хранятся здесь же. Летчики, как и моряки, в каждом порту имеют своих подруг. Поэтому живу я один.
- Всего вина, доктор, не выпивайте. Нам еще немного нужно до Ферганы довезти, -предупредил меня в шутку командир борта. Даже при всем моем желании, полторы сотни литров в одиночку я бы не осилил за пять дней, но они иногда под вечер отливают себе столько, сколько кому надо. Выпивают со мною по сто граммов и разбегаются по норам. Днем летчики по классам занимаются самоподготовкой. Многие играют в шахматы, шашки и карты. Я маюсь дурью от тоски, а когда устаю сидеть с ними, брожу по территории аэропорта. Выходить за забор нам не рекомендуется.

За забором ходят злые на советскую власть, литовцы. Толпами, с плакатами и лозунгами, на которых надписи по-русски и литовски, о том что мы оккупанты, и чтобы немедленно убирались домой. Весело, и здесь, получается, я уже оккупант.

"А где же теперь мой дом?" - вот в чем вопрос. Россия к себе пока не зовет и Украина вроде тоже. Узбекам хвосты заносить, я и сам не желаю. Вот до чего мы теперь дослужились.

Наконец, прозвучала команда на погрузку. На борт поднялось сто семьдесят молодых сержантов. В шинелях, с РД и парашютными куполами. После того, как Ил-76 с восьмой ротой 217-го парашютно-десантного полка нырнул в воды Каспийского моря, была дана команда при перелетах личного состава иметь с собой купола. Очередная дурка. Кто успеет при форс мажоре за полторы-две минуты до касания грунта, надеть его и воспользоваться, но все может быть. Так что теперь летаем с парашютами. Весь полет из Прибалтики в Узбекистан зуб на зуб не попадает от холода,где-то нарушена герметичность, и температура десятикилометровой высоты проникает в салон.

Но вот, наш трудяга, касается шинами шасси бетонки, а через пару минут распахивается рампа самолета. Несмотря на вечер в салон дунуло ветерком, как из печки.
- Ура, тепло! - завопили сержанты, задубевшие за шесть часов полета. Мне впервые понравился ферганский климат. После Литвы, с ее сырым, пятнадцатиградусным морозом и порывами морского ветра, здесь был рай.



Дивизия формируется

С декабря 1991 года в оперативное подчинение дивизии передали 35-ю отдельную гвардейскую воздушно-десантную бригаду в г. Капчагай, которую в мае того же года вывели из Германии и передислоцировали в Казахстан, а 56-ю отдельную гвардейскую воздушно-десантную бригаду в г. Иолотань. Проводилась огромная работа по преобразованию этих отдельных воздушно-десантных бригад в линейные парашютно-десантные полки.

Не удалось избежать вспышки кишечных инфекций среди личного состава. Так в бригаде из призыва в 415 человек, 400 заболело болезнью Боткина. Основными командирскими версиями были высокая жара до +50 в тени, пыль и несоблюдение личным составом питьевого режима. Хотя каждое подразделение всегда имело в казарме баки с заваренной верблюжьей колючкой, но однолитровой фляги не хватало на полдня при такой жаре. Кроме того разносчиком инфекции являлись комары, которых в пустыне было бесчисленное множество.


 

Десантники в панамах


Но никогда, при докладах вышестоящему командованию ни слова не звучало о том, что причиной массовой заболеваемости личного состава частей были халатность и упущения со стороны командного состава всех звеньев. Бесконтрольность со стороны сержантского и офицерского состава по отношению к своим подчиненным, в первую очередь, порождали занос и распространение инфекционной заразы среди бойцов. И порою, как бы не бились медицинские работники, какие бы усилия не прилагали, чтобы предотвратить вспышки инфекции, любой сержант или лейтенант, игнорируя приказы и распоряжения, мог породить очередную массовую заболеваемость.

По планам формирования дивизии 56-ю бригаду предполагали свернуть до парашютно-десантного полка (горно-пустынного) и ввести в состав 105-й гвардейской воздушно-десантной Краснознаменной дивизии. Дислокация полка планировалась в городе Ош. Командир дивизии прилетал в бригаду, отдавал распоряжения и, в принципе, уже начал работу с подчиненной ему частью. От бригады, в свою очередь, в город Ош вылетала рекогносцировочная группа по приему военного городка бывшего 111-го гвардейского парашютно-десантного полка.

Было приказано приступить к формированию 111-го гвардейского парашютно-десантного полка на базе 35-й гвардейской отдельной воздушно-десантной бригады. Формирование полка планировалось завершить к 1 октября 1992 года. Пункт дислокации оставался прежний - город Капчагай. В нем для 35-й бригады строился современной военный городок, капитальный со своей инфраструктурой, но он был не достроен к моменту прибытия бригады из Германии и батальоны жили в палатках. От бывшей 22-й отдельной бригады СпН САВО достался только парк боевых машин. Гарнизон был размещен в пустынной местности.

С эпидемиологической точки зрения многое было запущено. Началась дизентерия. С этого начинал и 111-й парашютно-десантный полк в Оше в 1960 году. Тогда тоже было две командирские версии: немытые фрукты из окрестных садов или просроченные рыбные консервы. История имеет свойство повторяться. Позже военный городок был приведен в нормальное состояние. Казармы, столовые, были хорошие.
 
Зимой 1992 года группа офицеров в количестве двенадцати человек из управления 105-й дивизии на самолете Ан-24 впервые прилетела в бригаду. Я находился среди них. Летели в узеньком тамбуре между кабинойлетчиков и основным салоном, потому что основной салон не был герметизирован и там стоял адский холод десятикилометровой высоты. Летели стоя или сидя на корточках, в течении двух с половиною часов. Посредине стояло пустое цинковое ведро, в которое обычно по нужде мочились летчики. Мы в него бросали окурки. Первое, что нам бросилось в глаза у центрального КПП бригады - огромная площадка для парковки частного транспорта. На ней стояло более двух сотен различных иномарок. Бригада ведь прибыла из объединенной Германии. Даже самый ленивый прапор пригнал с собой минимум одну-две легковые машины, что для того времени и тех мест было довольно необычно. В бригаде насчитывалось 2549 человек личного состава.

Так как я по-прежнему исполнял обязанности НМС дивизии (НМС- был в очередном отпуске по семейным делам), то для местного медицинского пункта и всего его личного состава теперь уже я являлся вышестоящим проверяющим. Так, как я ждал и готовился к встрече проверяющих из Москвы - так теперь здесь готовились и ожидали моего прилета. Для них я был "шепь", как выражался прапорщик Хайдаров. Для меня натопили сауну, накрыли стол и приготовили подарки. Мне было не по себе, впервые выступая в роли гуляма*-начальника. Но, тем не менее, пришлось осваивать и играть роль на ходу. Познакомился с офицерским составом. Осмотрел помещения медпункта. Проверил заболеваемость. Кое-что подсказал, кое-кому пригрозил за упущения.

На второй день меня даже свозили на местный водоем, огромное Капшагайское (по-казахски) водохранилище. С полчаса посидел с удочкой. Правда, ничего тогда там не клюнуло. После обеда наш борт улетал обратно. Из подарков ничего у них брать не стал, кроме парочки одноразовых медицинских халатов, колпачков и масок, которых они привезли из Германии в избытке. У нас же, конечно, все это по-прежнему, было в жутком дефиците.

27 декабря 1991 года все в дивизии узнали об официальном прекращении существования СССР. Тут же возникли разговоры, что призывников из России скоро должны отправить обратно, по частям на территории России. Вполне естественно, все задумались о своей дальнейшей службе и жизни, но дивизия оставалась в составе единых Вооруженных Сил. В этот сложный период необходимо было продолжать всю деятельность дивизии, поддерживать членов семей военнослужащих. Кроме работы с офицерами и прапорщиками, необходимо было сдерживать солдат и сержантов, так как они получали самую различную информацию и советы от своих друзей, родителей. Надо отдать должное командирам частей, они со своей задачей справились, части из-под контроля не вышли.
 
Подошел своим чередом и Новый 1992 год. Было принято решение встретить его и отметить в кругу нашего всего, пока еще малочисленного медицинского коллектива. Вышел на службу и подполковник Баляс. Он-то и организовал мероприятие. Столы накрыли в пока еще недействующем операционном зале в хирургическом отделении. Солдаты-художники приукрасили стены картинками и всевозможными прикольными, новогодними приветствиями. Хорошо посидели, но чего-то не хватало. А отсутствовала зима. И было принято решение, завтра, с утра съездить туда, где есть снег, мороз и зима. Благо и такие места здесь есть. Причем, относительно недалеко.

Зима находилась в горах, а горы в Киргизии. А граница с Киргизией вот она, рядом. При этом тогда она была пока только еще на бумаге. Реально, не смотря на развал, еще никаких границ не существовало. По серпантину, поднялись на санитарных авто туда, где уже лежал толстый слой снега. И на лыжах, на санках и на мешках из-под сахара спускались по косогорам. Лепили снеговиков, играли в снежки, резвились, как дети. Здесь в горах я впервые увидел настоящую юрту. Даже подошел и пощупал ее серые войлочные стены. Это довольно большое сооружение бывает.
- В этом, - мне сказали, - живут пастухи на на зимовке.

Но обитателей увидеть не довелось.

Таким образом, в 1991 году, не смотря на госпереворот, дивизия была создана вновь. В состав дивизии вошли управление дивизии, 387-й парашютно-десантный полк (горно-пустынный), 100-я отдельная разведывательная рота, 796-й отдельный батальон связи, 530-й артиллерийский полк, 105-й отдельный гвардейский зенитно-ракетный дивизион, 395-й отдельный инженерно-саперный батальон, 1388-й отдельный батальон материального обеспечения, 609-й отдельный батальон десантного обеспечения, 601-й отдельный ремонтно-восстановительный батальон, 181-й отдельный медицинский батальон, комендантская рота, отдельная рота химической защиты. От старой 105-й воздушно-десантной дивизии в новую вошли 115-я отдельная авиационно-транспортная эскадрилья, дивизионный объединенный склад, и можно условно назвать - 56-я гв. одшбр (351-й гв. пдп) и 35-я гв. одшбр (111-й гв. пдп) с 17 декабря 1991 года.

Если что-то в дивизии и оставалось незавершенным, так это ремонт самого штаба дивизии. Стены снаружи и внутри во многих местах ободраны. По углам кучи строительного мусора. И это в течении уже более, чем полугода. Дошло до того, что как-то на очередном совещании у комдива, а они проходили довольно редко, в основном, все вопросы решались на ходу, на построениях. Сижу я в глубокой задумчивости. Пропускаю мимо ушей вопросы, которые не касаются моей службы. И вдруг голос командира:
- Озерянин!
- Я, товарищ полковник, - подскочил и встрепенулся от неожиданности.
- Я вас попрошу, обозлитесь, наберитесь наглости, и хоть вы заставьте полковника Солуянова закончить ремонт штаба дивизии и убрать в конце-то концов мусор по углам коридора,
Это было произнесено спокойным, равномерным, но твердым, характерным для Борисова, голосом.Сказано в присутствии самого героя, остальных заместителей и начальников служб.


 

Полковник А. Солуянов


- Есть заставить, товарищ полковник! - теперь уже я с наглой ухмылкой глянул в сторону опешившего полковника. Думаю, что для него это был удар по гипертрофированному самолюбию ниже пояса. Как же, Борисов его так унизил. В присутствии подчиненных ставит какому-то, безвестному капитану задачу, чтобы тот, его, Героя Советского Союза, заставлял мусор убирать! Неслыханное дело. Тем более, что Борисов крайне редко кого-то  унижал. В этой краткой фразе комдива было высказано многое. И признание моей работы и работоспособности, и презрение к никчемному Солуянову, который спал и видел себя любимого в кресле комдива. Конечно, после такого замечания, в течении недели, ремонт штаба в авральном порядке был закончен. Мне вмешиваться не пришлось. Но НШ затаил еще одну злобу на меня.

Воздушно-десантная дивизия являлась основным общевойсковым тактическим соединением ВДВ и предназначалась для применения в полном составе в виде самостоятельной оперативной единицы или входила в состав оперативно- стратегического воздушного десанта в операциях на ТВД.

Отдельный медицинский батальон включал в себя управление батальона, медицинскую роту, эвакуационную роту, отделение медико-санитарного снабжения, хозяйственное отделение.
СЭЛ, начальником которой на тот период был я, являлась специализированным подразделением медицинской службы дивизии и была предназначена для осуществления санитарного надзора и проведения противоэпидемических мероприятий в частях дивизии. 

Штатный состав СЭЛ составлял: 

  • начальник - врач-эпидемиолог; 
  • врачи-специалисты: бактериолог, гигиенист, токсиколог, радиолог; 
  • средний и младший персонал: лаборанты, санинструкторы, дозиметрист и дезинфектор. 
На вооружении находились военно- медицинская лаборатория в комплекте на базе ГАЗ-66 и дезинфекционно-душевой прицеп ДДП-2.


 

Личный состав МПП учебного полка. Во главе начальник МПП к-н Э. Керимкулов.


Мне в помощники прислали врача-гигиениста. Хороший офицер, Женя Поляков, но еще молодой и малоопытный, тем не менее, под моим "чутким" руководством он быстро взрослел. В одном из складских помещений медбата по моему ходатайству нам выделили достаточную территорию для обустройства самой лаборатории. По моим чертежам, были устроены стены-перегородки между кабинетами и большая стена, отделявшая лабораторию от остального здания. Получилось шесть шикарных кабинетов. Свой отдельный вход. Сварили из арматуры решетки на окна и двери. Завезли и разместили все необходимое оборудование. Подключили воду, канализацию, свет, газ.
Параллельно я подбирал кадры. Укомплектовал лабораторию средним медицинским персоналом. Недостающих по штату врачей, шеф обещал прислать. Практически запустили лабораторию в работу. Живи, служи и радуйся, но, увы, политическая обстановка в теперь уже СНГ, этому отнюдь не способствовала.


 

Медики


В Фергане на территории военного городка размещались управление дивизии, 387-й парашютно-десантный полк (горно-пустынный), 730-й отдельный батальон связи, 100-я отдельная разведывательная рота, 1388-й отдельный батальон материального обеспечения, 609-й отдельный батальон десантного обеспечения, 181-й отдельный медицинский батальон, редакция с типографией дивизионной газеты "Сын Отечества", 115-я отдельная военно-транспортная авиационная эскадрилья.
 
Штаб дивизии разместился в помещении штаба полка. Штаб полка переехал в другое крыло с торца. 387-й пдп остался на месте. На старой территории 345-го полка разместились батальоны связи, материального и десантного обеспечения. Переформировали учебный центр в батальон молодых солдат. Был переформирован учебный центр в Уч-Кургане в горный учебный центр.

Отдельно в Фергане, в Старой крепости размещались 530-й артиллерийский полк и 601-й отдельный ремонтно- восстановительный батальон. Личный состав артиллерийского полка обживал казармы, некоторые из них были построены в конце XIX века, а к офицерам и прапорщикам приехали семьи, жены и дети. Была проведена большая работа по обеспечению их квартирами, и практически все получили служебное жилье в городе. В короткие сроки были созданы нормальные условия для занятия боевой подготовкой, как на территории полка, так и возможность выхода на Ошский полигон для проведения учений с боевой стрельбой артиллерийских подразделений.

В Намангане 395-й отдельный инженерно-саперный батальон и 105-й отдельный гвардейский зенитно-ракетный дивизион. Первое, что сделали десантники в военном городке Намангана, это сломали геодезическую рейку у памятника воину-топографу, а на его фигуру натянули тельняшку и берет. До прибытия наших, там размещалась одна из двух на весь союз топографических частей. В городе Капчагай - 35 гв. овдбр, в городе Иолотань - 56 гв. овдбр. В дивизии было три учебных центра: Песчаный, Горный на территории Киргизии на удалении 87 км., в этот центр выходили разведывательные подразделения, а в горный центр Уч-Курган (Три кургана) выходили по-батальонно и 300-й учебный центр в составе полковой группировки.

Жизнь продолжалась. В ВДВ началась работа по созданию символики соединений и частей. Для 105-й гвардейской воздушно- десантной Краснознаменной дивизии (горно-пустынной) эскиз эмблемы был создан художником А. Белецким, которая была согласованна с командующим ВДВ Е. Подколзиным в марте 1992 года.


 

Эскиз эмблемы 105-й ВДД


В конце февраля в составе почти той же комиссии, с которой мы летали в Капчагай, в этот раз отправились в 56-ю ОВДБр, которую теперь собирались превратить в 351- й пдп, дислоцированный в г. Иолотань в Туркмении. Если в Фергане в тот период было хоть чуть-чуть что-то похожее на зиму, то здесь была уже настоящая жара. И мы в своих шинелях в глазах местного населения выглядели дикарями, и сами страдали от этой непосильной ноши на плечах. А как только зашли в штаб бригады, то тут же от них избавились. Здесь история с проверкой и приемом бригады в состав дивизии практически повторилась. Правда, личный состав медслужбы бригады сауны и подарков для меня не готовил, потому что к этому времени туркмены уже внушили всем, что скоро бригада будет их, туркменской.

Но, тем не менее, и вдаль пока нас никто не посылал. В бригаде среди личного состава реально пылала вспышка гепатита и дизентерии. В их гарнизоне был довольно мощный двухсоткоечный госпиталь, а при госпитале - отдельный противоэпидемический отряд. Вот к нему-то я и направил свои стопы. Здесь встретил целый отдел своих коллег-эпидемиологов, гигиенистов, бактериологов. Когда представился этому сонму профилактических умов, они мгновенно окружили меня и с умными лицами начали учить, как нужно составлять графики и таблицы, высчитывать и предсказывать развитие текущих вспышек и появление очередных.

Вместо того, чтобы заниматься конкретной работой по погашению текущей массовой вспышки, эти престарелые подполковники с майорами, чертили графики-предсказания, и меня тоже пытались втянуть в бумаготворчество. На мои возражения и попытки привлечь к реальной работе посмотрели, как на бунт дикаря в эпидемиологии. На этом и расстались, будучи взаимооскорбленными.

В сопровождении начмеда бригады, прошелся я по центру города. Здесь ничего диковинного не встретил. Обычный среднеазиатский районный центр. Из непривычного увидел только высокую и стройную женщину, одетую в марлево-тюлевое, белое одеяние свободного покроя, свысоким тюрбаном на голове. Примерно, как наши невесты в фате. На вопрос,что за странный наряд, начмед объяснил, что это женщина из племени курдов. А одета она в свой национальный костюм. И что, они здесь занимают примерно такую же нишу, как у нас в Европе цыгане.

Затем он показал мне медленно несущую свои желто-серые воды, текущую со стороны Афганистана, неширокую речушку Мургаб. При этом говорил, что несмотря на то, что наши войска вот уже три года, как ушли оттуда, война там продолжается и, мол, по этой реке все так же часто плывут трупы. От Иолотани до самой южной точки СССР оставалось совсем немного километров. Хотелось и мне там хоть одной ногой ступить для отметки, что был, но, увы, не довелось. 


Гуляма* (узб.) - большой.

Завершение моей службы в 105-й вдд

На голом месте созданное Министерство обороны Узбекистана, прожевав сопли, наконец сообразило, что пора хапать все что плохо лежит, и начало проводить активную политику по агитации офицеров и прапорщиков дивизии, чтобы мы оставались на месте. Естественно с вооружением и техникой, в составе теперь тоже независимого Узбекистана. Проводились какие-то закулисные переговоры, о которых даже до командиров полков, информация не доводилась. Все обрастало слухами, но насаждалась везде на всех уровнях мысль, что в Российской армии военнослужащие дивизии никому не нужны, так что лучше продолжить службу в ВС Узбекистана.

В конце апреля 1992 года в дивизию прибыл новоиспеченный Министр обороны Узбекистана, генерал-майор Ахмедов. По образованию замполит, вчерашний подполковник, за неимением в "узбекии" других и лучших, после объявления независимости, имея клановые рычаги и подпорки, мгновенно стал генерал-майором, и министром. Восседая в президиуме клуба, что-то там долго блеял о том как нам, тем, кто пожелает остаться служить в дивизии, будет хорошо и комфортно. Что они увеличат по сравнению с офицерами России денежное довольствие в 1,9 раза. Всех и мгновенно, обеспечат жильем и присягу пока что принимать не надо. В президиуме присутствовал и командующий на тот период ВДВ СССР П. Грачев.

"Гладко стелешь, замполит", - думал про себя я, сидя среди себе подобных в этом зале. И так думало большинство офицеров и прапорщиков. Скоро год как мы здесь находимся и о жилье никто не заикался. А тут вдруг оно, откуда-то появится. А оклады это дело такое, сегодня повысили, а завтра отобрали, или их сожрет инфляция.

В конце встречи с офицерами дивизии он, обращаясь к командованию дивизии, спросил, так что ему доложить президенту Узбекистана о решении коллектива дивизии насчет продолжить службу в составе ВС Узбекистана. Уже получивший недавно звание генерала,  Г. Борисов, боясь прогневить новоиспеченного чинушу, сказал, что если будут приняты все предложения, направленные в адрес Министерства обороны Узбекистана, то офицеры дивизии согласны. В зале раздался гул несогласия. и недоумения.
- Что не так? - с удивлением спросил министр-узбек.
И тут же начал что-то лепетать в свое оправдание, а заговорившись и проговорился, опровергая самого себя, когда предложил присутствующим оставаться в республике и служить Узбекистану. Но с двумя условиями - принять присягу и выучить язык. При этом похвастался, что их язык такой тяжелый, что даже Ленин с Марксом пытались его выучить, но не осилили. Но при этом нечленораздельно промычал, что якобы солдаты царского генерала Скобелева, со временем свободно говорили на узбекском языке. Возможно, что к концу своей жизни, местный разговорный из трех слов, кто-то и освоил, подумал тогда я.

С нашей стороны тоже последовали вопросы, на которые практически отвечал уже только вчерашний замполит. Ответы были без конкретики, общие. Но, тем не менее, он дал понять - остаешься - учи язык. Неподготовленность и не проработанность передачи дивизии можно продемонстрировать на ответе на один из вопросов. Офицер, прибывший из Литвы, желающий в настоящее время продолжить службу в Узбекистане, а затем вернуться после увольнения в Литву, задал вопрос, кто в Литве ему будет платить пенсию.
П. Грачев тут же перевел стрелки на министра обороны Узбекистана. На что тот неуверенно промямлил, что платить конечно будет Узбекистан, как страна, входящая в ООН.
"И при чем здесь ООН," - подумали сидящие в зале. Получалось так, что оставайтесь вы здесь навсегда, а там мы посмотрим, что с вами делать.

"И хорошо, - подумал я, что не успел притащить сюда семью. Не получил здесь никакой хибары, не укоренился и т.д".
В конце этого мероприятия поднял руку, затем встал и задал вопрос П. Грачеву командир артиллерийского полка С. В. Драгунов по поводу тех офицеров, которые не желают оставаться здесь для прохождения службы в ВС Узбекистана. Грачев изобразил на лице гримасу, что, мол, вопрос ему понравился и ответил, что не переживайте, кто не захочет проходить службу здесь, тех всех заберем в ВС России. Но этот вопрос очень не понравился министру-узбеку. Он заерзал задницей, засучил короткими жирными ляшками под столом, сжал в кулачки пальчики-сардельки.
Как же, проваливался план по агитации офицеров дивизии. Сами ведь за семьдесят лет советской власти так и не смогли подготовить свой национальный офицерский корпус, кроме единичных замполитов, типа его, зампотылов и завскладов. Ни одного толкового военного специалиста в республике, а спецы, вот они, их нужно только умело уболтать. А его, бывшего замполита, даже болтать-то толком не обучили.

И он проблеял: - Такие вопросы для командира полка задавать несерьезно и несолидно. Если вы не желаете, то вопрос можно решить быстро в индивидуальном порядке.
И тут же, на наших глазах приказал своим нукерам оформить увольнение полковника из вооруженных сил. Пришлось командиру полка срочно переводиться в Россию. Это был наглядный для всех нас пример, как эти доброжелоны поступят с любым из нас, если мы вдруг посмеем в чем-то возразить новой местной власти. Единственный в зале, Грачев, изображал удовлетворение стремлением офицеров вернуться в Россию и все присутствующие услышали от него, что в России их ждут. Как их там ждали, читайте далее. На этом и разошлись, с поникшими головами.

Тем не менее в дивизии продолжались напряженные занятия по боевой подготовке. Все, в том числе и офицеры управления дивизии, водили, стреляли, прыгали с парашютами, ходили строевой и сдавали строевую подготовку. Пока я исполнял обязанности НМС дивизии, Борисов почему-то любил, чтобы я стоял рядом с ним на трибуне. Мне, старлею, а потом и капитану, иногда было даже неудобно стоять среди полковников, в то время, как другие, майоры и капитаны нарезают по пятому- десятому кругу на плацу, но комдиву, видимо, было виднее и не зазорно, чтобы я был рядом.

Здесь надо отдать должное начальнику штаба дивизии. Это он и никто другой регулярно устраивал занятия по всем видам боевой подготовки для офицеров управления дивизии. Только здесь и нигде более, я стрелял из всех видов и образцов стрелкового оружия, имеющегося на вооружении в ВДВ в то время. Только здесь я водил всю имеющуюся в дивизии колесную технику. На гусеничную не замахивался, да мне и не положено было по штату. Регулярно проводились всевозможные командно-штабные учения. Здесь я более-менее освоил топографию на офицерском уровне. А коньком всех занятий у Солуянова, конечно, были физкультура и спорт. Футбол, волейбол, баскетбол и регулярное плавание в бассейне.

Бассейны,  это, вообще, отдельный рассказ можно сочинять. На территории 345-го пдп был огромный, примерно, с футбольное поле, бассейн. Огорожен, со своим КПП и контролем-пропуском по справкам от врача-дерматолога. Слева, минимальная глубина - по колено. Лягушатник для детей. Справа, глубина позволяющая совершать прыжки с вышки. А главное, ледяная вода, беспрерывно поступающая по широким трубам напрямую из артезианской скважины. В обеденное время весь личный состав гарнизона с семьями находился здесь. С воды торчат, как у лягушек, только головы. Это единственное спасение от зноя. Впервые за последние лет пятнадцать я стал набирать мышечную массу. С хронических шестидесяти пяти до семидесяти семи, соответственно росту. И даже появилось желание завязать с куревом.


 

Дивизионный бассейн


Но очень скоро, в связи с изменением политической обстановки, с апреля 1992 года 35-я бригада (в Капчагае) выходит из оперативного подчинения 105-й дивизии и вновь напрямую подчиняется штабу ВДВ, а за ней и 56-я бригада (в Иолотани) выходит из оперативного подчинения 105-й дивизии. 12 мая 1992 года в Ташкенте прошла встреча президентов России, Казахстана, Киргизии и Узбекистана. По итогам той встречи 105-я ВДД должна была оставаться на месте прежней дислокации. В следующие несколько дней, самолетами и поездами по своим республикам, из Узбекистана были вывезены военнослужащие срочной службы, которые были призваны из этих республик. В дивизии остались только призванные из России и Узбекистана.

Самая крупная партия из дивизии отдельным эшелоном убывала в Украину. Я еще задерживался, не было выписки из приказа на перевод, но решил отправить самые тяжелые вещи - шинели, бушлаты, сапоги и прочую дребедень в двух парашютных сумках вместе с ними. Благо, сержант Чепара, один из фельдшеров полкового медпункта, уезжал в Болград. А офицеры, которые сопровождали эшелон, тоже были свои, знакомые и сослуживцы по 98-й воздушно-десантной дивизии.
Забегая вперед скажу, что все дошло в целости и сохранности, включая и ту бутылку водки, которую я положил в одну из сумок, как презент за доставку. Все это спокойно дождалось меня в кабинете командира медбата в Болграде, хотя я прибыл не так скоро, как хотелось тогда.
Совсем по-другому сложилась судьба багажа который я сдуру решил отправить почтовым путем со станции Маргелан. Сначала кретин-коротышка, который принимал багаж, долго пересматривал каждую вещь. Затем составил перечень вещей, которые нельзя вывозить из его родной Узбекии. Затем за бутылку спирта разрешил все обратно упаковать, и отправить. Через две недели жена позвонила и сообщила, что ничего из того, что я перечислил, в багаже не пришло. А это были главные стратегические материалы и товары Узбекистана: сапожки, платья и дешевая бижутерия дочкам, духи и пару отрезов на платья узбекского шелка жене. Дошли только дешевые керамические пиалы и пару чайников. Вот и все, что я здесь заслужил и заработал. Остальное багажный досмотрщик их попросту украл. Цена всему этому "богатству" была тогда максимум сто-сто пятьдесят баксов. Эй, узбеки, через двадцать восемь лет передаю вам большой рахмат, пламенный привет и "наилучшие" пожелания.

А заодно привет и Ферганским ворам-карманникам! Из джинсов, сшитых из великолепного узбекского хлопка, на которых вы порезали карманы, моя жена впоследствии сшила себе неизносимые шорты. Иногда любопытство тянуло меня, в так называемые, бутики, которые, как грибы начали появляться. Там было столько всякого яркого ширнепотреба, что глаза разбегались. Этим обстоятельством тут же не преминула воспользоваться местная шпана. Как-то в выходной, одевшись по гражданке, посещаю один из них.

Пока клиент шокирован блестящей мишурой, а молоденькие узбечки которые в доле с воришками и всячески заговаривают зубы, ощущаю какие-то легкие щелчки по заднему правому карману. Сначала не поверил, потом понял. Делаю вид, что не ощущаю. Щелчки становятся настойчивее. Разгибаюсь и принимаю вертикальное положение. Оглядываю зальчик. Кроме меня есть еще трое, стоят по разным углам. Делают скучающе-зевающий вид. Все в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Видимо, это те, которых разогнали с колонии малолетних, когда территорию и помещения вернули под одну из наших частей. Одеты абы как, в затрапезные, уже лет пятнадцать, как вышедшие из моды даже в СССР, нейлоновые застиранные рубашки, штаны снятые с огородных чучел и шлепанцы. Они стоят на стреме. Четвертый за моей спиной, напряженно вытянулся, как будто шпагу проглотил. Поворачиваюсь к нему, беру за куриное горлышко левой рукой. Слегка сдавливаю и произношу:
- Слышь ты, придурок. Деньги у меня вот здесь, в нагрудном кармане. А там, где ты стараешься, лежит тебе не нужная записная книжка. Ты меня понял? Вращает вытаращенными моргалами, и пытается кивнуть, что понял.
Но я не обидчивый, отпускаю, и снова нагибаюсь к застекленному прилавку. И чувствую, что щелчки продолжаются. Девочки-продавщицы усиленно делают вид, что ничего не замечают, продолжают вешать мне лапшу на уши. Приходится снова повернуться.
- Так ты, оказывается, по-русски ни бум-бум?
Достаю из кармана записную и демонстрирую безграмотному, что это не кошелек. У него даже поникла головка от такого несчастья.
- Пшел вон, придурок! - покупаю какую-то мелочевку и выхожу из магазинчика. Сажусь в кабину УАЗа. А вся бригада карманников выстраивается на крыльце, провожая меня. Я машу им ручкой. Они в ответ лыбятся до ушей и тоже машут клешнями. Только дома обнаруживаю, что оба задние накладные карманы джинсов разрезаны вертикально, но не до верхнего шва. После этого случая, мое стремление по-быстрее покинуть мусульманскую страну в разы усилилось.
По сути, дивизия очень быстро оказалась в границах Ферганского гарнизона, так как 35-я и 56-я отдельные воздушно-десантные бригады находились на территории других государств. В связи с передачей 105-й гвардейской воздушно-десантной Краснознаменной дивизии (горно-пустынной) в состав вооруженных сил Республики Узбекистан, формирование 111-го гв. парашютно-десантного полка было прекращено. По итогам межгосударственных переговоров прошедших 7 мая 1992 года в Алматы с 13 мая 1992 года 35-я гв. отдельная воздушно-десантная бригада была передана в состав вооруженных сил Казахстана. А 56-я вдбр, соответственно, отошла республике Туркменистан.

Накануне подписания договора в мае 1992 года в дивизию снова прибыли, теперь уже не командующий ВДВ, а министр обороны РФ П. Грачев, министр обороны Узбекистана генерал-майор Ахметов и командующий ТуркВО Кондратьев. Руководящий состав дивизии, полков и отдельных частей построили перед штабом дивизии. Однако П. Грачев возмутился, какая, мол, может быть беседа в строю, у вас что, клуба нет? И всех направили в клуб 345-го пдп, где состоялась беседа. Решение о передаче дивизии Узбекистану уже было принято ранее.
П. Грачев сказал, что перед подписанием этого договора он не мог не приехать в Фергану, чтобы не пообщаться с офицерами, которыми в свое время командовал в Воздушно-десантных войсках. Сказав о цели приезда, он добавил, что ему доложили, что, якобы, офицеры дивизии с радостью приняли информацию о переходе дивизии под юрисдикцию Узбекистана. Конечно, так ему доложили узбеки, потому что им этого хотелось. Еще бы, кому же не охота заполучить целенькую дивизию ВДВ, не прилагая к этому почти никаких усилий. А для нас это был капкан. Алканавт в Москве и его подручный Паша, были еще те дипломаты, но и они не хотели ссоры с узбеками. Хлопок, как стратегическое сырье для пороха, нужен ведь всем.
Толпа в зале сидела, как в рот воды набравши. Все мы видели, что нас уже женили без нашего на то согласия. Совещание завершилось фразой Ахметова: "Ваше молчание я принимаю как знак согласия. С этой минуты 105-я дивизия входит в состав вооруженных сил Республики Узбекистан".


 

МО Узбекистана Р. Ахмедов


Но у нас очень хорошо умеют, если нельзя языком, то выражать свое несогласие ногами. Уже в тот же день посыпались рапорта на перевод в Россию. Командование ВДВ без особого удовлетворения восприняло написание рапортов и не сильно способствовало в этот сложный период переводу офицеров и назначению их на должности. Очень многие офицеры согласились на должности на одну-две ступени ниже ранее занимаемой, лишь бы умотать из этой, теперь уже ненавистной Узбекии.

Можно подумать, что в ВДВ и ВС России для них нельзя было найти равнозначных должностей, но ведь для чего- то, нужно было хоть как-то ущемить возвращающихся не по своей вине домой, офицеров. Такова была "любвеобильная" ельцинско-грачевская политика по отношению к нам в тот период. Сами заварили кашу, сами же нас пытались и кинуть на произвол.

После этого собеседования в клубе закрытом, Грачев пригласил офицеров в клуб открытый. На концерт ансамбля "Голубые береты", которых он таскал повсюду с собой. Когда мы подошли к летнему клубу, концерт уже шел. Солдаты заняли все сидячие места, и никому, даже министру, уступать их не собирались. Команд тоже, естественно, никто не подавал, поэтому офицеры и прапора кучками по пристраивались на обочинах.

Рядом со мною, позади, стоял сам Паша в окружении дивизионной и своей свиты, еще пока без клички "Мерседес", но он должен был в ближайшее время ее получить. Тут же, как блоха на расческе, крутился Герой Советского Союза Солуянов. Чуть поодаль, развесив свои губы-кошелки и насупившись, стоял комдив Борисов. На улице уже было жарко. Грачев приподнял край своей рубахи, вентилируя вспотевший живот и поясницу.
- Эх жаль, что даже хренового ножика нет при себе, - прошептал мне на ухо один из знакомых офицеров. - я бы сейчас воткнул его этому гандону в печень. И хрен с ней с тюрьмой, народ бы меня понял и помиловал.
Я кивнул ему в знак полного согласия. Мы уже на тот период хорошо знали за какие заслуги перед Ельциным, тот поставил Грачева своим министром, задвинув десятки заслуженных, умных и достойных маршалов на задворки истории. Беспробудный алкаш поставил на военный пост номер один, своего прогнувшегося собутыльника. Многие ведь до сих пор не знают, что это именно Паша, заранее подкупленный, вместо того чтобы арестовать Ельцина со всей его бандой, перешел на его сторону, и приказал частям ВДВ, прибывшим в Москву, поддержать конституционный строй, защищать "Белый дом" с дерьмократами.
Грачев в полметре от меня самодовольно почесывал волосатое пузо, не подозревая какие крамольные речи, буквально впритык с ним, ведут его "тупорылые", как он считал, бараны. "Береты" продолжали завывать свои ширпотребовские шлягеры. Солдатская толпа аплодировала и визжала от восторга. И нам тоже, было "весело".


 

П. Грачев


Лично я никаких рапортов и никому не писал. Просто в очередной раз поставил перед московским шефом вопрос ребром, мол, вы меня сюда загнали, вы меня и переводите, а куда, вам виднее.
- Володя, не кипятись, будет тебе приказ командующего о переводе. Жди.
- А куда?
- Скорее всего, обратно в Болград.
Меня это устраивало.
Прошел месяц, пошел второй. Приказа на перевод, по-прежнему, не было. Жена уже замучила звонками, как и почему? Во время очередного сеанса общения с Солнцевым при докладе за неделю я у него попросил номер и дату приказа на мой перевод.
- А зачем тебе это? Жди, скоро придет.
- Продиктуйте мне его, пожалуйста.
И он согласился, продиктовал. Я сам придумал ход конем, как побыстрее отсюда выбраться.

На следующий день в дивизию прилетает очередная комиссия со штаба ВДВ. Почти все заместители командующего и начальники родов войск и служб. Среди них и мой бывший начмед дивизии, но вот уже два года как начмед ВДВ Борис Гребенюк. Мы с Балясом встречаем его у трапа самолета, как и все прочие дивизионные начальники своих московских шефов. Парная с сауной уже раскочегарена и стол накрыт. Как же, ведь теперь от него и только от него, как говорит наш комдив Борисов, непосредственно и соответственно, зависит наша дальнейшая служба и судьба.
Лично я надеюсь в непосредственном общении узнать, что ждет меня дальше. Ведь я-то с ним знаком давно и лично. Это для моего нынешнего начальника Баляса, он является большим цабе, а я-то этого пьяницу знаю давненько уже. И вот он спускается по трапу, мы подходим, представляемся, и окружаем его плотным кольцом, чтобы сразу же увезти с собой. Он подает нам свою вяло-влажную кисть. Смотрит на нас, как моряки Колумба на индейцев. Устал уже, видно, в дороге, но не успел сказать нам даже слова, как со стороны прозвучала реплика:
- Боря, ну что ты там тормозишь, давай живее с нами! Успеешь еще со своими медиками наобщаться.

Фамильярное, Боря, резануло нам по ушам, но это для нас он был всемогущий Борис Васильевич, а на их уровне по-прежнему оставался осликом Борей. Это заместитель командующего по тылу генерал Шилин торопит нашего начальника. Он кстати, тоже выходец из Болграда и они с Гребенюком давние "корефаны".
Боря помялся с ноги на ногу, хотел и с нами остаться, потому что мы уже успели шепнуть, что обильный стол ждет его. И в то же время отрываться от своего непосредственного шефа непозволительно. Ведь он прекрасно знал, что там попойка будет еще жирнее, чем у нас. Махнув на нас рукой и, промямлив что, мол, обо всем завтра поговорим, он трусцой помчался за основной группой прилетевших тыловиков.

- Приходите завтра с утра в гостиницу! - уже с машины крикнул он нам. Плюнув со злости под ноги, мы уехали ни с чем. Баляс ведь тоже хотел в спокойной обстановке выяснить свою дальнейшую судьбу. Не знаю, что там он делал с накрытым столом и сауной, а я уехал домой. Договорились только, что в шесть утра встречаемся возле дивизионного отеля "Голубые купола". Где утром я уже и был, как штык. Сидим в холле с Николай Николаевичем и ждем, когда их высочество соизволят проснуться. Он ведь попросил привезти ему бритвенные и туалетные принадлежности, потому, как свои в торопях забыл дома.

И вот наблюдаем, что в семь часов Борис Васильевич выходит из номеров и идет в туалетную комнату. Мы тут как тут и себе под дверь. Наконец, шеф появился в комнате для умывания и мы тут же с пожеланиями здравствовать и доброго утра, пытаемся всучить бритву с мылом.

- Спасибо, я уже занял у своих коллег.., - показывает он нам мыльные принадлежности и приступает к чистке зубов. У Московскаго шефа огромные мешки под глазами, глаза красные, лицо одутловатое. Дежурная по гостинице сообщила нам на ухо, что компания приползла с вечеринки только в четыре утра.

- Ну, говорите, чего там вы хотели услышать, потому что мы сейчас на завтрак, а потом сразу же улетаем, - еле ворочая языком, прохрипел шеф.
- Борис Васильевич, хочу узнать от вас, как мне быть, что с моим переводом. Куда и на какую должность. - выпаливаю на одном духу. Мы с Балясом договорились, что я буду первым задавать вопросы.

- Ты назначен начмедом 299-го полка, - глядя на меня из зеркала, еле прошепелявил начальник. Меня как морозом обсыпало с ног до головы.
- Как в полк? - тут же возмутился я.
- А ты как хотел? Равнозначная должность там занята. Это мы и так для тебя великую поблажку сделали. Другие вообще вон с понижениями на одну- две ступени возвращаются. А ты с майорской на майорскую должность убываешь. Так что можешь радоваться, - произнес целый монолог, тем самым совершая определенный подвиг, после тяжелой бессонной ночи, Гребенюк.
Вот уж, действительно, ситуация такова, что и не поймешь, или благодарить начальника или продолжать возмущаться.
- Учти, ради тебя мы уволили из армии твоего предшественника там на полку.
- Спасибо товарищ полковник. Учту.
Я уже не слышал о чем там говорил с начальником майор Баляс. Мне это уже было совершенно ни к чему. Стоял, как оглушенный и начинал вращать мозгами так, как будто я уже в своем бывшем полку и приступаю к работе в новой должности.

Иду к начальнику отдела кадров дивизии, Юрию Кузнецову, запасшись предварительно бутылкой коньяка. К нормальному (на редкость в этой должности) офицеру. Объясняю ситуацию и он, вникнув в нее, идет мне на встречу. Мы договариваемся, что когда придет реальная выписка из приказа, он ее тихонько спустит в унитаз. После него иду к начальнику связи дивизии, этот еще проще, но тоже с понятием. А суть дела такова. Наше поколение помнит, как печатались телеграммы на узеньких полосках бумаги, а затем клеились на более жесткий бланк. Точно такие же аппараты и с такими бланками работали и в армейской системе связи. И они имели силу железобетонного документа.
Учитывая ситуацию, которая сложилась по отношению к нам со стороны России, Узбекистана и армии вообще, решаюсь первый раз в жизни пойти на мелкий служебный подлог, по предварительному сговору. Даю начальнику связи на бумажке номер и дату приказа командующего ВДВ о моем переводе в Болград. Он ставит задачу телеграфистке. Та добросовестно ее выполняет, отпечатав все официально на бланке в виде телеграммы. Я благодарю НСД, и вечером мы вместе распиваем бутылку водки. На второй день, вооруженный официальным документом, смело вступаю в кабинет комдива.

Господин-товарищ генерал-майор Г. Борисов, выслушав мой доклад с глубоким вздохом сожаления, согласился подписать телеграмму, чтобы дать ей ход в делопроизводство. По своему обыкновению, в течении минимум трех минут долго и заковыристо рисовал свою подпись. Она у него была оригинальная. С массой завитушек и хвостиков, длиною на полстроки. И когда он ее выводил, то чуть ли кончик языка не высовывал от усердия. Жаль мне, конечно, было расставаться с этим коллективом, но ничего не поделаешь. Не моя в том вина и прихоть.


 

Ген. л-т Г.Борисов на службе руководству Узбекистана


Тут же от комдива, сбегаю на первый этаж и стучусь в дверь кабинета начальника штаба дивизии. Его кабинет идентичен кабинету комдива, потому что находится прямо под ним. Полковник еле выглядывал из-за массивного скобелевского стола.
- Что убегаешь? - прошипел он, сразу угадав с какой целью я к нему пожаловал, с явным желанием добавить сравнение с теми, кто убегает первым с корабля, но сдержался после того, как я доложил о цели визита к нему.

- Убегать будете отсюда вы, товарищ полковник, если надолго задержитесь. А я перевожусь в другую часть по приказу нашего командующего, - демонстрирую борзость и наглость по отношению к Герою, учитывая, что общаемся последний раз в жизни. А ведь именно так с ним и произошло в последствии. Ему с семьей пришлось убегать из Узбекистана в прямом смысле слова, но это уже после меня. Желающие могут погуглить и почитать, как уезжал из Узбекистана А. Солуянов.

- Ну-ну, давайте сюда свою бумажку, - зло сверкнув красными от недосыпа глазками, прогундосил Герой. И быстро поставил свою штопорообразную заковыку.
Через день, перед отъездом, я еще раз забежал к начальнику кадров. И он мне шепнул, что реальная выписка из приказа появилась в деле на второй день после состряпанной фальшивки.
- Один наш общий начальник, не станем показывать пальцем, полтора месяца придерживал ее под сукном, - сказал он мне. - Ну, не хотел он просто так с тобою расставаться.
Одним из первых из штаба переводился в только что созданную армию Казахстана начальник финансовой службы дивизии, казах по национальности. Из дивизии он шел на должность начфина национальных вооруженных сил. В числе приглашенных на проводы был и я. Стол накрыли в одном из тенистых, укромных уголков внутреннего дворика штаба. Всего было не более двадцати человек. Сначала комдив, потом начальник штаба по отдельности на пять минут забежали, по рюмке опрокинули, пожелали всего хорошего и смылись.

Мы, основной костяк управления, крепко это дело отметили. Подарили на память о совместной службе общий подарок от коллектива. Наговорили массу приятных для убывающего слов и тоже разошлись.

Мои проводы

Почти весь коллектив медицинской службы дивизии принял участие в проводах меня на старое место. Хорошо посидели.
Авиарейсом Ташкент-Одесса возвращаюсь на круги своя.

В 1992 году, после меня, командиром дивизии назначается начальник штаба дивизии Герой Советского Союза полковник А. Солуянов. Командир дивизии, генерал-майор Г.Борисов тоже остается служить в МО Узбекистана.

После моего убытия начался самовывод дивизии. Разбегались кто в Россию, кто на Украину, Белоруссию и т. п. Многие офицеры дивизии перевелись в распоряжение командующего ВДВ РФ. Для некоторых это затянулось на год и больше. Наступило время развода Советской армии по национальным квартирам. Многие военнослужащие подались в родные республики. Кто цивилизованно, в основном офицеры и прапорщики, кто нет. Количество в частях самовольно оставивших свою часть исчислялось десятками. С этого момента начинается распад дивизии. Ряд офицеров в Фергане все-таки остались, получили вышестоящие должности, а уже через год-два вынуждены были проситься в ВС РФ, но эта история меня уже не касалась.

Следующая часть


Страница 1 - 2 из 2
Начало | Пред. | 1 | След. | Конец По стр.

Автор:  Владимир Озерянин

Поделитесь с друзьями:

Возврат к списку


Все права на материалы, используемые на сайте, принадлежат их авторам.
При копировании ссылка на desantura.ru обязательна.
Professor - Создание креативного дизайна сайтов и любые работы с графикой