В гондоле аэростата – по долгу службы

Памяти отца

Далёкие пятидесятые годы прошлого века. Наша семья поселилась в одном из ДОСов небольшого военного городка, расположенного среди лесов, подальше от шума больших городов. Мы жили по месту службы моего отца – пилота-воздухоплавателя. Ему, окончившему сугубо артиллерийское училище, пришлось осваивать новое для него дело.

Воздухоплавание, аэростаты, парашюты – эти слова с детства запали в мою душу. Я часто в выходные дни забирался в кабину автомобиля-лебёдки ГАЗ – 2А, трогал руками чёрный эбонитовый руль и рычаги управления, вдыхал устоявшийся запах бензина и представлял, как поднимается от земли на тросе серебристая «колбаса» аэростата, унося высоко вверх  гондолу с отцом и парашютистами.



Отец был пилотом-инструктором. Несколько раз за сутки аэростат поднимался и опускался, прыжки из гондолы совершали трое или четверо (это зависело от типа – ДАГ-1 или ДАГ-2). Правда, гондола аэростата ДАГ-2 имела ещё и пятое место, откидное сиденье – «хлеборезку», так шутливо называли его солдаты. Сидеть не нём было не совсем уютно, зад парашютиста вылезал за пределы гондолы. При хороших метеоусловиях прыжки проходили и днём и ночью, в любое время года, обычно с высоты 400 м. В перерывах между подъёмами аэростат закрепляли на специальном бивуаке. Команда обслуживания (20 человек) вручную выводила его к месту нахождения машины с лебёдкой, на площадку снаряжения, там же подвешивалась гондола. Оболочка аэростата изготавливалась из двухслойного прорезиненного материала серебристого цвета и наполнялась водородом. Поэтому принимались все строгие меры безопасности, особенно когда его по железной дороге привозили в баллонах и наполняли оболочку.



Молодым солдатам, впервые совершавшим прыжки, было страшновато шагать в открывшуюся дверцу гондолы и прыгать ногами вниз. К тому же они физически испытывали так называемый неприятный динамический удар ввиду принудительного раскрытия парашюта. С отказниками приходилось проводить разъяснительные беседы и подавать личный пример. Всё это, а также обеспечение безопасности прыжков ложилось на плечи моего отца. Несколько лет подряд выдавались особенно суровые зимы, морозы доходили порой до 20 градусов, тогда отец облачался в специально выдаваемые меховые унты и в зимнем обмундировании с парашютами походил на настоящего зимовщика-полярника, важно ступавшего по скрипучему снегу.

Однажды, после выполнения очередной выброски парашютистов, когда пилот остался один, случилась беда. Произошёл обрыв тросовой системы аэростата, и гондола стала набирать высоту. Ожила стрелка высотометра. Отец, что было сил рванул разрывную ленту красного цвета, которая соединялась с разрывным полотнищем в носовой части аэростата. В этом случае аэростат терял подъёмную силу, вследствие выхода водорода, оболочка постепенно сдувалась и опускалась на землю. Налетевший вихрь стих также внезапно, как и налетел. Отец нашёл в себе силы, чтобы выбраться из гондолы. Ещё несколько мгновений, и над головой раскрылся перкалевый купол парашюта.     

Шло время, аппаратам легче воздуха пришли на смену самолёты Ан-2, а за ним – Ан-12, Ил-76. Свыше 600 прыжков с парашютом совершил мой отец – парашютист-инструктор Прытков Юрий Михайлович – один из первых послевоенных воздухоплавателей, которые выполняли настоящую мужскую работу, покоряя небо в гондоле аэростата.