Кровяная вода

РЫБАКОВ Генрих Макарович

Родился в 1925 году

Рядовой, воевал на Карельском фронте в составе 98-й гвардейской воздушно-десантной Свирской Краснознаменной дивизии. Участвовал в Свирско-Петрозаводской операции.
Награждён орденом Красной Звезды и медалями.

В январе 1943 года пришла повестка - на призывную комиссию. Пошел, сказали: собирайся, 2 февраля в 5 часов вечера приходи к военкомату с вещами. С легкой душой собирался - не знаю почему, но с легкой. Ни о чем не думал, как-то все было так, как надо. Надо идти воевать - что ж, пойду. Исполнилось мне тогда 17 лет и 5 месяцев...

Воздушно-десантная дивизия формировалась в Дмитрове. Там хорошо было. Командиры знали, что с нами вместе на фронт пойдут, и не мучили нас. Уйдем в лес на учения, а там нам командуют: «Спите! Только лицом кверху!» — чтоб проверка не застукала, а то когда лицом вниз спишь, морда опухает...
Учили нас с парашютом прыгать. С самолета прыгали, с грузами - минометами, мешками... Уже осень стояла. Приземлились как-то на учениях около картофелехранилища. Женщины перебирали картошку, испугались нас, бросились бежать, а мы - не успели парашюты отстегнуть -картошку за пазуху набивать... Спали прямо в поле, нас там целая бригада была. Картошку ели. Все изгороди поломали на костры. Потом командиру бригады прислали счет на большую сумму, но, к счастью, нас уже послали на фронт.
...Мы не знали, куда едем, ничего не знали. А по дороге наловчились выхватывать флажки у стрелочников. Держим одного за ноги, он на ходу хвать флажок, стрелочник кричит, бежит, кулаками машет! А мы - ха-ха-ха! Бросим ему флажок - и до следующего переезда... Мальчишки, совсем мальчишки были.

Приехали на фронт. Лес какой-то. Комаров - ужас! Поставили шалаши и две недели в лесу жили. Это было не доходя Лодейного Поля километра два-три, в Карелии. А потом выдали нам боевые патроны, гранаты, мины, на плечи плиту от миномета я надел, и пошли.
Утром 21 июня началось. Река Свирь была границей - на той стороне финны, на этой - наши. Подошли мы к реке. Там окопы. Сидим в окопах. Нам не страшно было - ни капли не страшно. О-о-о! Стреляют! Идет артподготовка!
Ад кромешный на той стороне был. Мы из окопа выглядываем, а на том берегу все горит... Но не страшно было. Сидели, болтали, сухой паек ели... Один из госпиталя у нас был, пожилой, Перепелкин... Ох, он весь зеленый был! Он нам говорил: «Пацаны, что вы понимаете в войне!» А мы ему: «А ты-то что понимаешь?» А он: «Ох, вот будете стариками, будете своим внукам рассказывать: «Дело было под Свирью...». А сам весь зеленый, трясся, боялся очень...

Первый бой - самый нестрашный. Ничего не видели еще - ни убитых, ни раненых... Все равно как в войну играли...
Раздали нам красные жилеты надувные - тем кто плавать не умеет. Я умел плавать и не взял... Потом - «Вперед!» Как выскочили на берег -кругом все горит! Влезли мы на понтоны и поплыли на тот берег... А финны как начали по нам палить... Река вся бурлит, фонтаны кругом от пуль и снарядов... Наш берег весь зашевелился, пошли лодки, понтоны... Убитые поплыли. Те, кто был в красных жилетах, плыли, как поплавки, -они ведь не тонули, их просто переворачивало... А рыбы сколько было!
У нас сломались весла. Стали грести руками, а потом вообще бросили этот понтон, и по грудь в воде пошли на чужой берег. Когда на чужом берегу находишься - чувство какое-то странное, захватчицкое...

В лесу сплошь воронки и деревья поваленные. Командир наш бежит впереди - «За мной! За мной!». Километра четыре-пять так пробежали, но никакой усталости не чувствовали... Какая там усталость - как заведенные...
Выскочили на полянку. Вдруг - взрыв. Все сразу легли, смотрим - один стонет. Ой, наш второй номер! Часть ноги вырвало, и руку...
Собрались мы. Командир взвода выяснил, кто в расчете с раненым, и сказал: «Отнесите его к переправе, а мы вперед пойдем...». И они ушли. И тишина. Миномет в 70 кг с нами, раненый лежит без сознания. Солнышко, полянка...
Только мы сделали носилки из сучьев и хотели его нести, как тр-р-р-ы! - очередь пулеметная. Мы легли. Очередь опять, ближе на этот раз... Мы прыгнули в воронку с водой, но только голову высунем - опять очередь... «Ну, Васька, пропали! - говорю. - Это «кукушка» (снайперы так звались, на деревьях сидели)». Замерзли мы в воде, дрожим, раненый в траве лежит...
И вдруг бежит из нашего батальона взвод, впереди опять лейтенант, за ним солдатики... Мы встали, кричим: «Тут кукушка на дереве!». Они гранату бросили, пальба началась... Мы с Васькой схватили раненого, и в лес.
Потом раненый замерз, крови много потерял. Мы напоролись на какой-то финский блиндаж пустой, нашли там шинель финскую голубоватую, покрыли его, дотащили до берега. Там наши были. Они увидели шинель финскую, и заорали: «Куда финна тащите! Давай прибьем его!». А мы: «Да вы что! Это наш, раненый!».
Там рядом увидел мертвого финского пулеметчика. Он цепочкой был прикован к пулемету. Длинная цепочка, метров 10... Он, видно, почувствовал что наши бегут, хотел спрятаться, а уйти не мог, цепочка мешала...

...Юрка Швыков. Я шел, смотрю - он в канаве что-то возится. Оказывается, с убитого финна сапоги стаскивал. Стаскивает, а финн за ним волочится. Никак не получается. Тогда он взял штык, воткнул финну в грудь, пригвоздил его к земле, и говорит мне: «Подержи его...». Я говорю: «Ты что? Нельзя ничего с убитых брать, плохая примета». А он все равно снял сапоги, надел их, и пошел... В этих сапогах его и убили.
Утром вышли к деревеньке под названием Железная Гора. Вырыли окопы, сидим. Начали нас обстреливать из зенитных установок. Вся бригада была здесь, около трех тысяч человек. Неподалеку большая деревня - Большая Гора. А между ними текла речка.
Большая Гора видна как на ладошке: финны суетились там, стреляли по нам из зенитных пулеметов, но мы сидели в окопах. Вдруг раздался взрыв над головой, и Юрка Швыков схватился за ногу. Я разрезал ему штанину - смотрю, кровь. Говорю: «Юрка, теперь домой поедешь! В госпиталь!». И он, легко раненный, ковыляя, ушел искать поляну, где раненые собирались.
А мы лежали в окопах весь день. Голодные - ужас. Там тек родничок, и пили воду из него, чтобы голод забить. А с утра нас стали обстреливать из минометов. Высунулись - с горы цепи финских солдат спускаются, кричат что-то... Меня послали в переднюю цепь, к пехоте. Я выкопал окоп, влез в него, карабин оставил на бруствере. Смотрю, как финны спускаются по горе. Вдруг страшный взрыв, мина разорвалась на бруствере. Потом тихо. Слышно - финны пошли в атаку, кричат. Я высунулся - рукава у них засучены, из автоматов палят, а у нас карабины... Я схватился за свой, хотел стрелять - гляжу, он весь осколками изрешечен, и ствол набок...
Побежал назад. Там изгородь была, у изгороди - пулеметчик. Он кричит: «Давай сюда, у меня второй номер убит, за него будешь! Подавай ленты!». Такой разгоряченный, палит... А финны совсем рядом. Я стал подавать ленты. Вдруг он схватился за руку: «Все, отстрелялся!». Я стал стрелять, он одной рукой мне стал подавать, и тут что-то у нас заело, а финны обходят...
Он на меня облокотился, и мы побежали назад. Оказывается, сзади был штаб батальона. Выполз оттуда кто-то и послал меня в окоп впереди. Винтовки нет, только две гранаты... Финны уже были в 20-30 метрах. Около окопа раненый лежит. Ну все, думаю... И тут закричали где-то вдалеке «ура!». Нам на помощь шла другая бригада.
Финны оказались зажатыми между нами и той бригадой. Мы стреляем, те стреляют, финны стреляют... Побило там много. И свои своих...
И все стихло. Тишина. Только что казалось никого нет, один огонь и снаряды... всех убили... и вдруг смотришь - один из окопа вылезает, потом - второй, третий, четвертый... Пулеметчика раненого отправили в госпиталь.

...А потом нас заставили копать братскую могилу. Наших там погибло... За три-четыре дня около 2 тысяч человек. И раненых всех, и Юрку Швыкова в финских сапогах отступающие финны зарезали на поляне, где они собирались...
Братская могила была метров сто. Клали убитых слоями. Слой в ряд. Потом похоронная команда известью их посыпала. И опять слой...
После пошли пить к ручейку. Каской зачерпни - какая-то вода мутная. Глядим, а метра на три выше в ручье лежат убитые поперек ручья. Кровяная вода... Но мы все равно напились.
Собрали нас остатки, пошли мы в Большие Горы. Идем по лесу, и попали под артобстрел. Обстрел в лесу - это ад кромешный. Снаряд разрывается вверху, внизу, деревья ломает... Очень страшно.
Тут-то меня и засыпало землей. Контузило. Видно было только одни ботинки. А ботинки у меня были очень хорошие, английские, из коричневой кожи. Но я ношу 41-й размер, а ботинки-были 45-го. Надо мной все еще смеялись...
Я потерял сознание и пропал бы, если бы не Вовка Филин, москвич, мой котелошник и друг закадычный. Мы с ним договаривались всегда после боя искать друг друга, чтобы знать - жив, ранен, убит... Он меня и нашел, по ботинкам узнал. Откопал. Снесли меня в санбат.
Пролежал я там трое суток. А на войне самое страшное - отстать от своих. Ну я и стал говорить врачу, когда очнулся, чтобы он меня отпустил. В ушах звенело, голова страшно болит... Он меня не отпускал, хотел в госпиталь отправить. Когда все уснули, я собрал свои пожитки, карабина у меня не было уже, и побежал догонять своих. Трое суток плутал, но нашел.
Леса, болота... Шли окружать финнов, чтобы перерезать дорогу. Целую ночь - по болоту. Впереди проводники. Настелена лежневка. Бревна скользкие. Вонища. Ночь была полутемная, сумеречная. Я нес плиту от миномета, напарник - мины. И стали мы с ним меняться. Остановились, я ему отдал плиту, сам взял мины. Поменялись, он надел плиту, побежал догонять своих, на бревне поскользнулся, и упал. Только забулькало, и все. Как будто его и не было. Даже закричать не успел.

А вот еще случай... Это было уже у линии Маннергейма. Раз пошли мы за обедом, километра два. Там наши стояли. Связисты, артиллеристы... Полянку проходим, красивая полянка. А там сидят человек двенадцать наших, уже получили ужин, едят. Тихо у них, мирно, хорошо... Мы прошли по тропинке дальше, и вдруг обстрел. Легли за камни, и через 5-10 минут обстрел вдруг кончился... Опять тихо. Получили ужин, идем обратно... 0-о-ой! А полянка, где мы были, исчезла. Вместо нее - одна большая воронка, яма. А на деревьях вокруг тряпки висят, шмотки мяса... Всего-то времени прошло ничего. Все погибли, двенадцать человек.

...Шли почти неделю без отдыха. Идешь спишь. Потом проснешься, а ты все идешь. Пришли на станцию, погрузили нас в эшелоны, и поехали мы из Карелии. Туда привезли нас десять эшелонов, а оттуда - два.
Целую неделю ехали... Оказались в Могилеве.
Формировали нас там заново - сливали с теми, кто воевал на Украине. Потом приехали «покупатели». Меня и «продали», потому что незадолго до этого у меня украли шинель и старшине не хотелось за нее отвечать. Он меня и продал.
Может, жизнь мне спас тот, кто шинель украл. Потому что всех наших и Вовку Филина, моего друга, потом послали в Венгрию, и там почти все они погибли на озере Балатон...

из книги "Легенды гвардейской Свирской", Русская панорама, Москва 2008г