Магерамов Александр Арнольдович

       ...В этот день, 19-го октября весь личный состав 2-го батальона 371-го гвардейского полка 5-й гв. МСД, назначенный для участия в операции по сопровождению колонны с грузами в район плотины Каджаки провинции Гильменд, был выведен на дивизионный учебный центр. Для нас это был рядовой, ничем не примечательный рейд, которому предшествовала обычная и достаточно серьезная подготовка, начиная с 17 октября. В ходе занятий были проведены тренировки по огневой, тактической подготовке, начиная с одиночных действий солдата в бою, отработки действий в составе отделения и взвода и заканчивая боевыми стрельбами личного состава на войсковом стрельбище. Были проведены тренировки наводчиков-операторов в боевых пусках ПТУР, экипажей БМП в вождении техники и произведена тщательная выверка и пристрелка вооружения. Окончательным итогом подготовки  были ротные тактические учения с боевой стрельбой, в которых поочередно участвовали все три роты батальона и минометная батарея. На РТУ, в том числе, были отработаны действия личного состава в пешем порядке за техникой вслед за огневым валом, производимым огнем нашей минометной батареи. Это был один из многих рейдов, следовавших непрерывно один за другим на протяжении многих месяцев с того дня, когда наш батальон в 1987 году был сменен с застав на более чем двухсоткилометровом участке дороги от Гиришка до Галамеха третьим батальоном нашего полка и переведен в Шинданд для дальнейшего его использования в качестве так называемого «рейдового батальона».
              Список названий операций, в которых участвовал личный состав батальона с тех пор, не отличался особой оригинальностью, так как воевали в основном  в одних и тех же местах - либо в Кандагаре и «зеленке» вокруг него, либо в провинции Гильменд. Вот их неполный перечень: «первый Кандагар», «второй Кандагар», «первая Муса-Кала», «вторая Муса-Кала», «первый Сангин», «второй Сангин» - таковы были названия проведенных батальоном за последние полтора года крупных операций, в которых были задействованы многие части и подразделения 40-й армии. А уездные Муса-Кала и Сангин вообще стали для батальона чуть ли не "родными" вместе с местными "духами" и  их главарем  - муллой Насимом Акундзада. В 1987 году была даже сложена песня о тех жестоких боях:

….Настал момент, и словно стенд,
Внизу раскинулась провинция Гильменд.
"Муса-Кала,- вопит мулла,-
Здесь "шурави", они сожгут тебя дотла!"
Не бойсь старик, твой хриплый крик,
В кровь мусульман уже давным-давно проник.
"Эр-эсов" вой над головой,-
Как подтверждение тому для нас с тобой….

В рейды батальон  ходил вначале под командованием  подполковника Мишина, руководившего теперь Оперативным отделом 5-й МСД, затем капитана Власяна, заменившегося в Союз подполковником, а с 4 июня  1988 – под руководством вновь назначенного командира - капитана Гущина. Кроме того, были проведены многочисленные рейды на иранскую границу, одиночные в Чагчаран, Адраскан, Герат в район цитадели и мавзолея Алишера Навои, а также «на Зер-Кух», и многие мелкие операции, типа сопровождений колонн и отдельных машин в составе  "дежурного" взвода, но они не отложились в памяти именно из-за их кратковременности и многочисленности.
Никто не знал, что операция, к которой мы так тщательно и в то же время буднично готовились, радуясь окончанию постылого времени пребывания в пункте постоянной дислокации с его построениями и строевыми смотрами, а также непрерывными, продолжающимися часто по нескольку суток караулами и нарядами, изменит всю оставшуюся жизнь многим из нас. Все эти гарнизонные будни перемежались иногда достаточно интересными и познавательными для нас действиями в составе досмотрового взвода, осуществлявшего дежурство на аэродроме Шинданд и вылетавшего на вертолетах в районы прохождения караванов для их проверки, а также для сопровождения колонн.
           Организационно – штатная структура батальона состояла в тот момент из штаба батальона, 4-й, 5-й и 6-й мотострелковых рот на 12-ти БМП-2Д каждая и минометной батареи на МТЛБ и ГАЗ-66, вооруженной 120-мм минометами 2Б11 «Сани» и 82-мм автоматическими минометами 2Б9 «Василек». Автоматические минометы в батарее, как правило, использовались с брони, для чего их устанавливали сверху над десантным отделением МТЛБ. Кроме того, в состав батальона входили отдельные взводы: связи с 2-мя БМП, разведывательный с БРМ-1К и 2-мя БМП, гранатометный  с тремя БМП, зенитно-ракетный и обеспечения. Еще  в штате был батальонный медицинский пункт.
           Каждая мотострелковая рота по штату состояла из управления - 7 человек с одной БМП, трех мотострелковых взводов по 20 человек на 3-х БМП каждый и гранатометно – пулеметного взвода. В ГПВ,  как мне помнится, было 16 или 18  человек на двух БМП с 3-мя АГС-17 и 2-мя НСВС «Утес», а всего в роте по штату было около 85 человек. В моем, 2-м МСВ 4-й МСР списочный состав на июнь 1988 года был такой: Управление: командир взвода (КВ) - лейтенант Магерамов, пулеметчик ПК – ряд. Назаров; 1-е отделение: заместитель командира взвода – ком. 1-го отделения (ЗКВ-КО1) – мл.с-т Отамирзаев, наводчик – оператор (НО) - ряд. Саидкасимов, механик – водитель (МВ) – ряд. Шаймордонов, снайпер (СН) - ряд Лебеденко, стрелок – гранатометчик (СГ) - ряд. Парпиев, стрелок (С) – ряд. Калашников; 2-е отделение: КО-2 - мл.с-т Соболев; НО – ряд. Никитин, МВ – ряд. Жайляулов, СН – ряд. Дехканов, СГ – ряд. Смоляк, С – ряд. Хазраткулов; 3-е отделение: КО-3 – мл.с-т Мешковский; НО - ряд. Субботин, МВ – ряд. Насретдинов, пулеметчик РПК74 – ряд. Алашеев, СН – ряд. Костюк, СГ – ряд. Мельниченко, всего во взводе было по штату, да и по списку,  20 человек.
           К октябрю многие сержанты и солдаты взвода уволились в запас,  прибыло молодое пополнение - около 10 человек, прошедшее подготовку в учебных мотострелковых частях в Туркмении и бригаде спецназа в Бердске (интересно, что из Новосибирска в Афганистан их отправлял мой однокашник по Омскому ВОКУ), произошли другие изменения, в том числе в воинских званиях, и списочный состав взвода стал следующим: управление - ст. л-т Магерамов, ряд. Назаров, 1-е отд.:  ст. с-т Отамирзаев, рядовые Легков, Хакимов, Хазраткулов, Азаматов, Парпиев; 2-е отд.:  с-т  Казаков, рядовые Саидкасимов, Думич, Сырых, Костюк, Жураев, 3-е отд.: мл. с-т Мацюра, рядовые Рощин, Седухин, Савенко, Алашеев, Джуманов. Непосредственно перед операцией во взвод на должность снайпера был назначен рядовой Онисковец, не помню уже, вместо кого.
            С 4-й роты для участия в боевых действиях было выделено десять БМП - вся наличная техника, и около шестидесяти человек личного состава. За два дня до операции мы с другими  взводными распределили людей по машинам, учтя при назначении, как обычно, психологический аспект взаимоотношений военнослужащих в этих микроколлективах. При подобных назначениях мы частенько перебрасывали солдат не только из отделения в отделение, но и из взвода во взвод, а сработавшиеся экипажи машин, как правило, были неизменны. С моего взвода было задействовано для участия в операции около пятнадцати человек. В пункте постоянной дислокации от роты осталось около двадцати человек для несения внутренней и караульной службы, а также больных. Был у нас во взводе рядовой Алашеев, очень хороший и добросовестный солдат, который, трижды переболев гепатитом, имел очень слабое здоровье и редко привлекался нами для участия в операциях, а увольняться в запас по болезни он не захотел. В таких случаях Алашеев был бессменным дежурным или дневальным по роте и в связи с этим иногда становился объектом беззлобных подначек. А вообще, в батальоне считалось позором, если солдат, сержант, прапорщик или младший офицер, будучи здоровым, не шел по какой-либо причине на боевую операцию.
           Отношение военнослужащих к ведущейся  в Афганистане войне было неоднозначным, каждый понимал, что в боях против наших войск прямым или косвенным образом участвует практически всё местное население и поэтому его нельзя за это сильно наказывать. Как метко подметил в 1987 году журналист Артем Генрихович Боровик, "Первая стадия  длилась обычно  до  трех  месяцев,  в  зависимости  от прозорливости или догматизма вновь прибывшего: "Война  идет  нормально, надо добавить еще двадцать-тридцать тысяч  войск,  и  тогда  вообще  все
будет чик-чик".     Вторая стадия (пять месяцев): "Уж коли  мы  ввязались  в  это  гиблое
дело,  надо  быстрее  довоевывать.  Тридцатитысячной  добавкой  тут   не обойтись. Чтобы перекрыть  границы,  нужна  еще  по  крайней  мере  одна армия".    Третья стадия (еще полгода): "Нет, братцы, что-то тут глубоко не так. Ну и вляпались же мы!" Четвертая стадия: "Братва, надо делать отсюда ноги.  И  чем  быстрее, тем лучше".
            Конечно, если бы войскам поставили  задачу на полное истребление населения страны, при определенных условиях они бы ее выполнили, но такой подход полностью не соответствовал принципам, характерным для нашей Армии и задачам, поставленным  войскам в Афганистане. Напротив, проводящиеся действия по отношению партийной верхушки СССР к «продолжению политики иными средствами» и Ограниченному контингенту больше напоминала какую-то шизофрению, но всем при этом было непонятно - кто же больной?  Уже в первые годы войны стало очевидно, что наши войска при такой численности – чуть больше 100 тысяч человек никогда не смогут контролировать всей территории страны, но контингент не только не увеличивался, а, наоборот, сокращался, а слухи о введении в Афганистан дополнительных войск так и остались слухами. На местах же новоявленным ханам и бекам с членскими билетами НДПА было нужно побольше риторики о благодарности к СССР, уважении к ее вкладу в дело мира и к Вооруженным силам, твердого выражения намерения построить в стране социализм и таким руководителям прощались коррупция, преступления, а зачастую открытый саботаж всех проводимых нашей армией мероприятий. Афганская армия, как впоследствии сказал о ней Ахмад Шах Масуд, «…опиралась на штыки чужого государства и поэтому... ничего собой не представляла». Именно поэтому наш батальон почти всегда действовал самостоятельно и с непостижимым для нас постоянством, будучи чуть ли не единственной мобильной силой в Шинданде, выходил на операции,  штурмом брал назначенный ему район, выполняя поставленную задачу, а потом без боя уходил, чтобы через месяц, а то и раньше вернуться, и вновь штурмовать те же самые вражеские позиции. И так из месяца в месяц, из года в год! Иногда даже поступали совершенно бессмысленные, если не сказать больше, приказы в масштабе всей сороковой армии - не открывать огня даже в случае обстрела противником, приуроченные, как правило, к периодам так называемого "национального примирения". Ввиду нежелания подставлять свои головы под пули непосредственные исполнители подобные приказы просто игнорировали, хотя и сокращали активность в стрельбе, при этом огонь в стране немного стихал, но отнюдь не прекращался. Несомненно, что бессмысленность проводящихся такими методами боевых действий, часто сопровождающихся при этом гибелью людей и уничтожением дорогостоящей техники, накладывала отпечаток и на участвующий в них личный состав, ведь у войск не существовало мотивированной идеи защиты государства, а идея оказания «интернациональной помощи афганскому народу» была, в общем-то, чужда войскам. Каждодневно сталкиваясь с  коррупцией, нежеланием простых афганцев воевать за «Саурскую революцию», а то и с переходом на сторону врага не только отдельных представителей, но иногда целых подразделений «народной» армии и чиновников местной власти наши военнослужащие меняли свои взгляды  на пребывание советских войск на территории Афганистана. Отношение людей к ведущейся войне  представляло собой мрачный,  жертвенный стоицизм, основной идеей которого была формула - "если не я, то кто?". В мотострелковых подразделениях чаще жили по принципу:"от службы не беги, но службы не ищи", но многим, особенно разведчикам, часто просто нравилось участвовать в боевых действиях - атмосфера в ходе них была более либеральной, чем в пунктах постоянной дислокации, была возможность отличиться, а, кроме того, на "боевых" люди получали такой адреналин, какой невозможно было получить при других видах деятельности! Несомненно, что уже в самом начале этой войны руководству страной было необходимо прийти к политическому решению о начале перевода вначале ОКСВ, а затем и всех Вооруженных Сил  на контрактную основу. Добровольцы бы неизбежно нашлись, изменилась бы мотивация, ну а свою жизнь русский солдат испокон веков  ставил ниже, чем воинский долг!  Хотя надо отдать должное командованию всех уровней, людей в ходе операций действительно берегли, в случаях оказания противником упорного сопротивления задействовались все возможные силы и средства, вплоть до привлечения дислоцированных на территории Союза бомбардировщиков Ту-16 и Ту-22М2. Во всяком случае, кровавых и бессмысленных штурмов «любой ценой» к «Ч» + 0.00 безымянных сопок, перевалов  и населенных пунктов войска не проводили никогда.
            Боеприпасами, как обычно, батальонные БМП были загружены еще в парке, кроме штатных мест в боеукладках, на каждой машине весь правый десант обычно перед операцией доверху загружался необходимым количеством ящиков с боеприпасами, а сверху, над десантным отделением машины был почти всегда прикреплен большой ящик для продуктов и четырехсотлитровая цистерна  ЦВ-400. На боевые операции очень редко брали ПТУРы - как «Фаготы», так и «Конкурсы», так как они себя зарекомендовали, как очень нежные и капризные электронные приборы, которые в случае их неправильного хранения и транспортировки  часто давали отказы.  
            На боевые обычно получали на трое суток сухой паек и еще на семь – продукты россыпью. Многие полуфабрикаты, например ящики с заспиртованными батонами хлеба, макароны, крупы и овощные консервы мы обычно грузили прямо в моторно-трансмиссионное отделение, под ребристый лист БМП. Все остальное, то есть сухие пайки, тушенку, сахар, чай, консервированный сыр и т.д.  грузили в ящик для продуктов. Кроме того, сверху на боевые машины обычно привязывали дрова для приготовления пищи (на соляре еду готовили лишь в крайних случаях - примечание автора), казаны, чайники, брезенты, маскировочные сети, сбоку струбцинами крепили к бортам запасные опорные катки. На башнях боевых машин позади люков обычно устанавливали для командира и наводчика пару сидений от автомобилей, особенно удобными на марше были водительские сидения КАМАЗ с высокой спинкой.
          Форма одежды у личного состава и специально подготовленные для строевых смотров вещмешки после окончания проверки обычно менялись на «подменку», вид которой особо не регламентировался, это могло быть и ХБ, которого в Афганистане было несколько видов, и ПШ, некоторые брали на войну спецназовскую, горную и даже парадную форму, кто что достанет. Под запретом, но не очень строгим, в батальоне были только кроссовки и КЗСы. Обязательными же были: головной убор – панама или кепка, стальной шлем, обмундирование перечисленного выше вида, четырехкилограммовый бронежилет Ж81 (6Б2), которые в полку за редким исключением почему-то были очень затрапезного вида и почти лишены титановых пластин. Что, однако, не помешало основной их массе после вывода попасть для «прохождения дальнейшей службы» в 56-ю десантно-штурмовую бригаду и одному из моих солдат перед отправкой в Баку даже достался бронежилет с биркой санинструктора 4-й МСР сержанта Храпова. В этой защите нам пришлось пройти еще целый ряд боев в Азербайджане, Армении и Киргизии. В экипировку солдата входили, кроме того: личное оружие, снаряжение,  боекомплект в подсумках или китайском нагруднике, который в полку называли "лифчиком", а "духи"  - "синеги" с ударением на последнем слоге. Кроме того, очень много патронов, гранат, наземных огней и дымов, сигнальных и осветительных паронов грузилось в вещмешок, РД54 или трофейный рюкзак в зависимости от вкуса и пристрастий его владельца. Во всяком случае, такая небольшая емкость, как рюкзак десантный образца 1954 года, подготовленный к действиям в пешем порядке в горах и под завязку забитый боеприпасами, весил около сорока килограммов. У каждого солдата было по две полуторалитровых фляги с водой, но на «боевые» при действиях на технике обычно брали лишь одну восьмисотграммовую. На ногах у всех в обязательном порядке должны были быть ботинки, наибольшей популярностью пользовались ботинки «с высоким берцем» производства омской обувной фабрики, так называемые "экспериментальные", очень легкие и на рифленой подошве, но носили и другие советские, «сарбосовские» производства Чехословакии или горные ботинки, либо сапоги. Офицеры, особенно в полку, часто носили перекрашенные в черный цвет форменные туфли фирмы «Цебо» (ЧССР) или любую другую обувь, я, в частности, с 1988 по 1993 год носил купленные в Германии черные кроссовки «Адидас» югославского производства, очень похожие на туфли.
Из «карманной артиллерии» наибольшей популярностью пользовалась граната Ф-1, реже применяли РГД-5, а РГ-О и РГ-Н, хотя и использовались, но не очень охотно, и при малейшей возможности заменялись «эфками». Не знаю, с чем это было связано, при мне у этих вполне современных гранат с взрывателем мгновенного действия отказов не было ни разу, возможно, их не любили потому, что РГ-О (РГ-Н) нельзя было бросить себе под ноги, чтобы подорвать себя с врагами и избежать плена. У этих гранат был встроенный дистанционный взрыватель, поэтому ими также нельзя было заминировать что-либо. А РГ-42 «за речкой» мне вообще ни разу не удалось увидеть, что было странно, так как эта наступательная граната была гораздо мощнее и «дальнобойнее» РГД-5 и в ГСВГ я однажды наблюдал случай поражения солдата осколком этой гранаты на расстоянии в две сотни метров. На операции, кроме случаев, когда действовали в пешем порядке, никогда не брали пистолеты: ни ПМ, ни АПС, ни ПБ или АПБ (АО44) не пользовались популярностью из-за маленькой дальности стрельбы, а для бесшумного огня  в основном применялся АКМ с ПБС. При действиях на технике настоящим оружием считалось что-то, начиная с 7,62 мм ПК, снаряженного патронами с пулей «Б-32» или редкой пулей типа «З», а еще более высоко котировались 12,7 мм НСВС «Утес», снаряженный боеприпасами с пулями «МДЗ» или автоматический гранатомет АГС-17. Это вооружение во время нахождения на блоке обычно выставлялось отдельно от БМП на так называемом «выносном» посту. Также за оружие признавался автомат с подствольным гранатометом ГП-25, который неоднократно производил фурор среди военных наблюдателей в Шинданте – запомнились представители Швеции, Голландии, Ганы и Непала, с которыми меня частенько отправляли на ДУЦ - проводить занятия по стрельбе. Они, видимо, до того, как увидели ГП-25 «Костер», даже не предполагали, что на вооружении Советской армии есть такое оружие и оно из-за отсутствия гильзы гораздо более эффективно, чем американский М203. Во всяком случае, увидев его, они буквально с остервенением начинали его фотографировать!  

       Снайперов, как и снайперских винтовок СВД,  во взводе было трое. Хотя в дивизии и существовала нештатная (сводная) снайперская рота, наши снайпера, закончившие «учебку» по этой специальности или назначенные на эту должность уже в подразделении, находились при взводе. Автоматы, а ими могли быть АК74, АКС74, АКМ или АКС74У считались за личное оружие, и ими вооружались все военнослужащие, включая часто и тех, кто должен был носить пулеметы РПК74, пистолеты и гранатометы РПГ-7, в том числе расчеты НСВ и АГС. Ручных пулеметов в подразделениях было мало, например, у меня во взводе  в наличии был только один, который был в комплекте с ночным прибором НСПУ, а РПГ-7 не было  вообще, когда-то очень давно их сдали на склад и больше не получали, а изредка вместо них на боевые брали одноразовые РПГ-18 «Муха». К автоматам АК74, АКС74, отказов при стрельбе из которых, вопреки распространенному мнению, у нас практически не было, обычно снаряжалось от 4 до 10 магазинов. Предпочтение во всех случаях отдавалось магазинам от РПК74 на 45 патронов, плюс до тысячи патрон неприкосновенного запаса всегда держали в вещевом мешке или РД в емкости, сделанной из рукава хлопчатобумажного обмундирования.
Таким образом, рота, выдвигающаяся на боевые действия, обычно сильно напоминала цыганский табор из-за заплатанных бронежилетов, разношерстной формы одежды, висящих на броне закопченных чайников и казанов, а также из-за свисающих клочьев сетчатой ткани от маскировочных комплектов МКТ-Т, которыми все военнослужащие обычно оборачивали свои каски, чтобы они поменьше нагревались на солнце.
            Примерно такое же количество личного состава, около 60 человек  и техники вышло на ДУЦ с 5-й роты под командованием ее заместителя старшего лейтенанта Азимжанова, принявшего командование вместо находящегося в отпуске штатного командира капитана Богдана Михайловича Микульского.   И столько же от 6-й роты под командованием капитана Мошкарева, прибывшего недавно на замену уехавшего в Союз старшего лейтенанта Юрия Степанова, выпускника Омского ВОКУ 1985 года. Еще около семидесяти человек - офицеров, прапорщиков, сержантов и солдат вышло в рейд с минометной батареи (командир – ст. л-т Есенкин Юрий Владимирович) и отдельных взводов батальона – разведывательного (ст. л-т Мурад Цебоев, Орджоникидзевское ВОКУ), гранатометного (ст. л-т Усович А.И., Омское ВОКУ 1984 года), связи (командир - старший лейтенант Абросов О.В.), зенитно – ракетного (в котором, кстати,  ракет не было никогда) и взвода материального обеспечения (к сожалению, не помню, кто ими командовал в ходе октябрьской операции). Итого с батальона в сопровождении колонны было задействовано около 250 человек и примерно 40 единиц бронетанковой техники. Кроме того, в состав оперативной группы дивизии были включены все наличные боевые (у нас, их называли «рейдовые») подразделения нашей дивизии - 3-й МСБ 101-го гвардейского мотострелкового полка из Герата, 650-й отдельный гвардейский разведывательный батальон, по одному дивизиону в состав оперативной группы было придано с артполка дивизии – самоходные «Акации» и с отдельного реактивного артиллерийского полка - «Ураганы». В общем, подразделения в рейд собирали, как говорится, "с миру по нитке".
             Дело в том, что после вывода в 1986 году танкового полка и "сводного", так называемого "371-го «А» полка", в которые были включены все люди и техника дивизии, подлежащие отправке в Союз, а в августе 1988 года – нашего 12-го мотострелкового полка, в дивизии создался дефицит боевых подразделений.… В том же августе 3-й батальон нашего полка был выведен с участка трассы – Гиришк - Галамех, а 1-й батальон (командир которого, как мне помнится, был майор Ткачук) возвращен из города Чагчаран провинции Гур и они оба были поставлены на заставы непосредственно вокруг Шинданда. Все остальные, имеющиеся в дивизии мотострелковые батальоны 101-го полка, стояли на заставах вокруг Шинданда и Герата, осуществляя охрану военных городков. Кроме того, командованием было принято решение об участии в боевых действиях еще некоторых подразделений – как наших дивизионных, типа инженерно-саперного батальона, отдельной огнеметной роты, отдельного противотанкового дивизиона и других частей, так и чужих. В частности, в этот рейд с нами пошла почему-то одна рота из состава 345-го  парашютно-десантного полка. Его  3-й батальон был переброшен накануне из Баграма в Шинданд  для охраны штаба дивизии во время нашего рейда. Обо  всем  этом автору сообщили бывшие военнослужащие 345-го полка, но они свидетельствуют лишь о  переброске в Шинданд 8-й, и  знаменитой теперь 9-й роты.  Про другие подразделения, в частности 6 роту, пишет Лапшин в своей книге, а 7-ю ПДР не вспоминает никто.
           На время проведения  нами операции парашютно-десантный батальон  получил БТРы комендантской роты, а размещался он рядом с 371-м полком в модулях противотанкового  дивизиона дивизии и во время подготовки к рейду запомнился тем, что почти круглосуточно занимался строевой подготовкой. Видимо, их наказали за какую-то провинность или приводили в чувство, так как вид у содат был довольно несчастный в отличие от солдат роты, которая  выходила с нами в рейд. Из 371-го полка в состав оперативной группы дивизии были, кроме того, включены: части 2-й и 7-й рот, разведывательная рота, сводная танковая рота на штатных Т62Д, артиллерийская батарея самоходных гаубиц 2С1 «Гвоздика», РСЗО «Град», инженерно-саперная рота. Все эти подразделения в ходе рейда поочередно выставлялись на блоки на маршруте движения оперативной группы, разведывательная рота полка, в частности,  стояла в районе Черных гор невдалеке от Гиришка. Для переброски грузов, кроме советских автомобильных колонн были привлечены подразделения афганской армии, а всего для участия в марше на ДУЦ выстроилось около двух тысяч автомобилей. Часть из них везла грузы в Гиришк и другие точки по ходу маршрута движения, а также в Лашкаргах.

             Вся эта армада сосредоточилась на учебном центре и, как обычно перед всеми подобными рейдами, в ней начался грандиозный строевой смотр, воспетый в песнях наших дивизионных бардов Сергея Зыкова и Валерия Зубарева. Именно ими были в свое время сказаны бессмертные слова:

Ну, как сражаться лежа или стоя,
Вопрос неясен, если бирки нет?

           Конечно, кроме соответствия  приказу Министра обороны СССР бирок на вещмешках, противогазах и ОЗК личного состава, в дивизии была проведена проверка вооружения и техники, боеприпасов, снаряжения, материальных средств, проведены сотни других мероприятий, обязательных в ходе подготовки столь масштабной операции, частям и подразделениям были поставлены боевые задачи. Этот момент был увековечен фотокорреспондентами для истории, а фотография офицеров была опубликована впоследствии на страницах 104-105 книги "Афганская война. Как это было"
           Из боевого приказа, отданного нам нашим командиром батальона капитаном Гущиным, я уяснил, что 2-й батальон должен непосредственно выполнять задачу, поставленную оперативной группе, а все остальные подразделения, участвующие в рейде, лишь обеспечивают ее выполнение  – проводку колонны на плотину Каджаки. Наша, то есть 4-я МСР (без моего, 2-го МСВ) под командованием командира роты, выпускника Московского ВОКУ 1986 года старшего лейтенанта Сергея Тесли в ходе марша была назначена для действий в составе головной походной заставы. В роте из командного состава были в наличии только командиры взводов, за исключением убитого весной командира первого взвода, чья должность до сих пор оставалась вакантной, а также замполит роты лейтенант Долгов, выпускник Свердловского ВВПТАУ 1987 года. Старшего техника в роте уже не было, а молодой прапорщик, прибывший на место бывшего старшины роты старшего прапорщика Костюка, также буквально на днях заменившегося в Союз, остался в ППД. Отсутствовал и заместитель командира роты - старший лейтенант Андрей Бородин (Московское ВОКУ, 1986 год), так как он уже давно исполнял обязанности помощника военного коменданта Шинданда. Все эти безобразия были последствием почти полного отсутствия в роте техники, из-за чего рота до сегодняшнего дня почти никогда не могла в полном составе выйти в рейд. Мой взвод командиром батальона был назначен в тыловую походную заставу дивизии и вскоре я, отдав личному составу боевой приказ, поставил свои две машины в хвост колонны и мы с сержантами взвода – Отамирзаевым и Казаковым, начавшими недавно отсчет третьего года срочной службы, стали готовить взвод к маршу, назначенному на раннее утро. Третий сержант взвода, недавно прибывший из «учебки» - младший сержант Мацюра решением командования остался в ППД дежурным по роте.
              Неожиданно вечером всех офицеров роты собрал комбат и сообщил, что наш командир роты заболел «афганским букетом», то есть гепатитом, тифом и малярией одновременно, что было в этой стране достаточно распространенным явлением, и уже убыл в госпиталь. Сергей Николаевич почему-то не стал сам назначать исполняющего обязанности командира роты, а поинтересовался у нас, кто будет командовать подразделением в рейде. Поскольку из роты в строю оставалось вместе со мной всего три офицера и один прапорщик, а я был старший по званию среди них, то, разумеется, принял командование на себя. Тем более что на всех предшествовавших этому дню операциях, начиная с вывода 70-й МСБр и 22-й БрСН в августе, когда старший лейтенант  Толстов, выпускник Киевского ВОКУ 1985 года, уезжающий в Союз по замене, сдавал должность, а новый ротный ее принимал, мне уже неоднократно приходилось исполнять обязанности командира роты. Так мой взвод был вновь поставлен в строй роты, а 3-й взвод лейтенанта Александра Слободенюка, выпускника Алма-Атинского ВОКУ 1987 года, был назначен в состав ТПЗ.

20 октября 1988 года.

           Рано утром выдвинул вперед колонну роты. Было пять часов утра. Вперед проследовал «Клен» — отряд обеспечения движения (ООД №1, а всего отрядов было три), состоящий в основном из саперной техники и танка с тралом, который обычно называли "слон с яйцами". Потом командир нашего полка подполковник Владимир Ликонцев, дал команду моей роте, и мы начали движение. Порядок построения колонны роты был такой: 546, 502, 540, 544, 543, 541, 542, 041. С БМП у нас в роте впервые за полгода дела обстоят хорошо – почти полный штат, не хватает лишь по одной машине во 2-м и 4-м взводах, а перед этим было не редкостью, когда в роте в наличии было по 3-4  машины.  В июне, когда мы ходили на иранскую границу выводить афганских малишей, в моем взводе была вообще только одна машина - 545-я. Хронический некомплект техники продолжался в батальоне много месяцев, если не лет, ведь в среднем у нас подрывалось и уничтожалось по 2-3 боевых машины в месяц, а новую технику нам в связи с предстоящим выводом не поставляли ни разу. Единственным крупным вливанием за последние полгода была передача нам в августе БМП-2Д десантно-штурмового батальона и разведывательной роты 70-й мотострелковой (в некоторых источниках ее называют «общевойсковой» из-за  входившего в ее состав ДШБ) бригады и аналогичных боевых машин 22-й бригады специального назначения из Лашкаргаха - всего около тридцати машин. Тогда все подразделения батальона прибыли из рейда в Герате и обнаружили у себя в парке оставленные для нас машины, в результате "дележа" которых мы были впервые укомплектованы техникой практически до полного штата. Командир 3-го взвода роты лейтенант Александр Слободенюк со своим взводом на трех БМП-2Д - тыловая походная застава дивизии и действует отдельно от роты. Остальная рота на восьми машинах вместе с 502-й начальника штаба батальона – ГПЗ - головная походная застава и действует впереди, сразу за ООД - отрядом обеспечения движения.
            После начала движения в ООД сразу начали ломаться машины. Учитывая то, что, начиная с 55-го километра, от Шинданда в сторону Кандагара наших войск не было уже два месяца, а подразделениям «зеленых», стоящим на блоках, мы не доверяли никогда, двигались очень осторожно. Первый осмотр саперами моста на 55-м километре был безрезультатен. Там же начала отслаиваться резина на опорных катках №041 нашего гранатометно - пулеметного взвода... Это был какой-то бич этого марша для единственной и многострадальной машины ГПВ: или ломались торсионы на стыках бетонных плит трассы, разбитых многолетним движением гусеничной техники, или отслаивалась и горела резина на опорных катках.
Пошли первые отголоски войны: разбитые и сгоревшие танки, БМП, БТРы, правда, единичные, и сотни автомобилей, лежащих на обочинах в самых причудливых позах умирающих - обугленные, взорванные и простреленные. Виднелись огромные дыры в бетонном покрытии дороги площадью в десятки квадратных метров от фугасов, вздыбленная к небу арматура дороги - результаты подрывов, «духовских» и наших засад в многолетних непрерывных боевых действиях на трассе. И обелиски, много наших обелисков на местах гибели солдат и офицеров. Попался на глаза один, который я уже видел раньше, во время первого выезда на трассу в апреле: лейтенант Александр. К.… Родился в 1966 году, а погиб в феврале 1987 года. Младше меня на год и уже год, как мертв! Видимо, «колонник» из одного из многочисленных автомобильных батальонов.
         Начальник штаба нашего батальона майор Сафонов П.П. на своей 502-й взвода связи идет сразу позади меня. У него это первый рейд, он только месяц назад приехал в Афганистан. Перед началом рейда командир батальона капитан Гущин поставил его мне в колонну и приказал смотреть за ним. Ему, соответственно, приказал контролировать мои действия, но не вмешиваться — нормальная практика в Афганистане, где полковника вполне могли поставить в подчинение прапорщику, так как прапорщик уже был в Афганистане некоторое время и имел опыт, а полковник — нет. У меня это пятый рейд, не считая засад, поисков и реализаций разведданных. В глазах комбата я — уже ветеран с опытом, и он без зазрения совести ставит мне под команду майора.
         Из-за явных признаков «работы» «духов» настроение не очень хорошее. Все в основном озираются, знакомый холодок в спине. Ведь за нами на марше почти всегда наблюдают ненавидящие глаза невидимых наблюдателей, и только шестое чувство подсказывает это! Во время выходов на боевые вообще  невозможно выполнять поставленную задачу, не подготовив себя к неизбежной смерти или тяжелому ранению, и лишь где-то в глубине души у каждого из нас теплиться надежда в благоприятном исходе операции. Ведь если ты будешь каждую секунду ждать пули или разрыва, то через некоторое время окажешься в десятом отделении Ташкентского госпиталя, а так ты просто уверен в своей неизбежной смерти, неважно когда она произойдет, через секунду или через много лет и поэтому возвращение из рейда воспринимаешь, как подарок судьбы. А может быть отсрочку в исполнении приговора?...          
         Вскоре мы вышли в долину. Далеко впереди виден Фарахруд с его зданием в три этажа - единственное трехэтажное здание, которое я видел за последние полгода в Афганистане. В этом громадном по афганским меркам доме еще два месяца назад сидел 8-й батальон 22-й бригады спецназа, а теперь... Теперь не знаешь, чего ждать оттуда.… Не доходя до Фарахруда, мы свернули влево,  я подъехал к начальнику оперативной группы полковнику Дружинину из штаба дивизии и получил от него задачу. Начал выставлять машины на блоки к югу, огибая район ночного отдыха дивизии. Нарвались на стадо баранов, но забирать у чабанов, его охранявших (это были рабы местных пуштунов с отрезанными языками) скотину не стали - в рейдах нас всегда кормили отлично. Рота стала на блоки, я им уточнил задачи, и мы стали готовиться к ужину и сну. Нарисовал еще схему ротного опорного пункта, командиры машин представили карточки огня БМП, а бойцы тем временем сделали инженерное оборудование позиций. Наутро мой механик-водитель рядовой Хакимов что-то сотворил с машиной, мы проснулись — а она не заводится, часа два возились с топливной системой. Вышли немного с опозданием, и начался новый день и новый участок трассы: Фарахруд — Диларам.

21 октября 1988 года.

        В 5 часов утра начали движение навстречу восходящему солнцу. В разряженном воздухе оно казалось большим, чем обычно. Очень холодно, так как уже наступила осень, а высота над уровнем моря  составляет более 1000 метров, но днем, когда солнце согреет землю, будет гораздо теплее. До заставы  «Фарахруд» дошли быстро, прошли мост, знаменитый для батальона тем, что несколько лет назад с него упала 545-я БМП, которая две недели назад была наконец-то сдана в капитальный ремонт. До этого она долгое время стояла с поврежденным падением стабилизатором вооружения, пока ее не отремонтировали для участия в рейде на иранскую границу летом наши взводные Кулибины – рядовые Никитин и Субботин. Где-то в 10-ти километрах в сторону Галамеха я увидел сгоревшие БТРы, которых раньше на дороге не было: видимо, результаты рейда по выводу в Союз 70-й мотострелковой  бригады в августе. Часам к 10 утра стало припекать, но мы уже прошли Чекаб, где весной мы слишком поздно узнали о «духовском» складе с оружи

Прочитал. Автор Вы?

Правда в тексте о десантниках-то ничего нет... Описывается то операция 5 гвардейской мотосрелковой дивизии. <_<

А вот за это спасибо:

Мы в теме о "Якорь в Афганистане" всё голову ломали, откуда якоря в Афгане!  

Якорь был именно в первой роте! никак не во второй!
Это однозначно!

Огромное ташак бачА!  А то мы и на Артофвар голову сломали и тут - с парнями ругались   до дури - просветил.
Вот зайди почитай для общего:
http://artofwar.ru/k/kowalx_i/text_0240.shtml
http://artofwar.ru/comment/k/kowalx_i/text_0240

С уважением.

Это и было во второй роте. Правда не совсем колесо, это что-то вроде герба - два венка полукругами и в центре еще что-то, точнее не помню, надо порыться в фотографиях, хотя брони второй роты может и не быть, больше на свей фотографировались.

Еще раз ташак братка, за прояснение и сведения и за рассказ очень сильный.
До 85 года с вами точно стоял 3 пдб, 350 гв.пдп, имею в виду в Гиришке.
Но извини меня за вопрос - может прольешь еще на это свет. Почему в хронологических документах значится вывод  и орб и самого 371 го полка октябрь 1986 года из района Шинданда в Союз? Это что - ошибка? Или была какая то передислокация? Или я что то не понял?
С уважением.

Начну с конца  Я про 371 полк уж е писал- в 1986 году вывели 371 - А полк, в кот. собрали всех дембелей, заменщиков и технику в кап ремонт и отправили вместе с ЗРП и ТП. А полк как был, так и остался, толко его поставили на место ТП в Шинданте.
  Про 3 ПДБ 350 ПДП я знаю, в 56й служил с Хромовым, который там служил.
Смусаев- фото пошли мне в личные
 В Чагчаране стоял до 1988 года 1 МСБ 371 полка. А про кого ты говоришь, я наверно знаю- это Красноперов. Правильно?  

Добавлю про вывод 6-ти полков в 1986!
Наш разведбат (и не только он) стоял вдоль дороги, прикрывая выход колонны. Машины были раставлены в шахматном порядке с интервалом около 3 км (почти в пределах видимости друг от друга, если рельеф позволял). Наша машина стояла где-то между Адрасканом и Гератом, у речки и моста через нее.

Выводили действительно ЗРП и ТП, а третий полк был сформирован из дембелей и каких-то непонятных из Союза (которые провели в Афгане около месяца), посажен на технику, которую потом вернули (может и частично).
И в Шинданте произошли переселения на опустевшее место ЗРП перевели наш 650 ОРБ, на наше место прибыл кто-то из Союза, все были в шинелях и с погонами первое время. 371 полк в расположение ТП, медсанбат поменялся местами с госпиталем.

Фотки пришлю обязательно, надо немного времени!

Кстати в Гильменд мы ходили в марте 1987г, сразу после Кандагара, попали в Лашкеревку, песка наелись. Ротного в ногу зацепило, но легко. Там мы и узнали о гибели Александра Платицина (он был нашим ротным, затем НачШтаба и Комбатом. Потом его перевели в Баграм, там он и погиб 4.03.87).

Прошу прощение  - вывесил как то коряво. Не могу еще разобраться с техникой .

А такая фигня: в Ташкент на дембель мне прислали на адрес знакомых всю дембельскую байду из Пскова, а маму попросил купить дипломат и тельник на всякий случай. Всё было прекрасно, кроме одного: мама прислала чёрно-белый тельник морпехов. Где нарыла, уж не помню...
И вот я (мы жили втроём пару дней до отлёта на этой квартире) попёрся в магАзин за хлебом и прочим... Т.к. ничего лишнего кроме этого тельника и выданных хозяевами спортивных штанов не было, был в них двоих. При этом загар и общий вид довольно худого тела, спешащего за продуктами прочитывался конкретно - явно не с Дальнего Востока человек прибыл, для понимающих...
Короче прусь я в магАзин с авоськой, а мимо проезжает колонна непонятных солдат на ГАЗ-66. Ну, я им рукой машу - братья, берегите себя!
Молодые.
Вот вам и морская пехота в Афгане, прущаяся в магAзин по дембелю за хлебом!
Чем не версия?

Да я, мля, столько фотографий перерыл, везде на броне пацаны сидят. Надо к матери съездить, у неё тоже остались фотки вроде.

Да, еще могу сообщить по вышесказанному:

 
энтузиастам, доказывающим противоположную точку зрения могу сообщить, что символом Военно-морского флота СССР и, соответственно, морской пехоты всегда был якорь, обвитый канатом, и могу добавить еще, что якорь без каната - эмблема на пуговицах советского ВМФ, был до революции 1917 года символом российского торгового флота, так что его появление на деталях обмундирования военных моряков можно считать исторической ошибкой. Якорь же, обвитый цепью в принципе не мог появиться на бронетанковой технике морской пехоты, так как у нее был свой символ, которым морпехи весьма гордились. Да и изготовить трафарет с цепью все же посложней, чем с канатом. Ну в крайнем случае, чтобы поменьше рисовать, могли нарисовать простой якорь, как на своих собственных пуговицах.    

Спасибо за инф. Но я вопроса не понял

А каков был состав 1 и 2 разведрот?