А я уже после приказа, осенью 1987 года (в октябре), попал на гарнизонную.
Вот, предлагаю свой опус.
Вечер, 1 октября, около 17.00, стою напротив КПП с девушкой (через дорогу, шириной около 7м); вдруг к КПП подъезжает УАЗик с НТ (мой «горячо любимый» п/п-к Колмыков – я писал о нашей «любви» в другой ветке) и НТ «ласково» так смотрит на меня.
Я девушку провожаю до остановки троллейбуса (метров 15 в сторону), не спеша иду к КПП, при этом уже вижу поверх ворот о подготовке к встрече меня на плацу – стоит командование роты + НТ (а рота как раз готовилась заступать в гарнизонный караул). И прямо у КПП, на плацу, НТ мне 7 суток объявляет за самоход. А ротный, хотя я у него отпросился перед тем, как выйти на КПП, ни слова…
Приехал в комендатуру вместе со своими, передали меня нач. гауптвахты («наш» капитан, из бригады, только из кадрированного батальона). Арестованных – около 10 чел, все «мабута». К-н сразу ко мне «шестерку»-грузина с машинкой для стрижки направляет. Я грузина посылаю, к-н подлетает ко мне сам и орет: «Да я тебя зачмырю, да я тебя …., да ты у меня …». Ну, как обычно.
Не помню, что я ему сказал (я в бригаде был весьма известной личностью, был замкомандира разведвзвода и исполнял обязанности старшины РР, знал устав и за своих бойцов мог и п/п-ка послать по-уставному – были случаи)), но он определил меня в одиночку, без окон (в смысле – рамы без стекол). А на дворе, как я сказал – октябрь-месяц.
Выход во двор на прогулки, работы, умывание, туалет – все было запрещено. Для туалета мне поставили дырявый бак (чтобы я парашу прочувствовал). Вечером отстегивали от стены кроватку («вертолет»), утром её опять к стене – как обычно.
Ложился спать (а ветер гудит и на улице, и в камере) – сна хватало часа на два. Замерзал. Шинель нельзя. Просыпался от холода – отжимался от пола. Нагреюсь – и опять на «вертолет», спать. Вновь проснусь от холода. Опять отжимаюсь. Сон. И так до подъема.
Отказался от пищи – не срать же в бачёк!; пил только по полстакана чая 2 раза в день (чтобы в туалет не хотелось).
Днем ходил по диагонали камеры (камера, как говорит «Рядовой-К» - 1,5х2,5м). Где ходил на полу, а пол крашенный, стала проявляться светлая полоса.
На третью-четвертую ночь захотелось в туалет – подозвал караульного командирским голосом, "сурово" посмотрел на него – сводили.
Примерно на пятую ночь холод уже был по барабану – спал часа по 4 между отжиманиями.
К-н днем приходил в камеру и первым делом воздух нюхал (обещал же мне, что я провоняюсь парашей), потом к бачку – смотрел и туда, мразь. Инструктировал начкаров в отношении меня – никуда не выводить, днем мне устав в руки для изучения и постоянно меня проверять. А начкары «мабутовские», мол «так точно», а видимо он уже и их достал – ко мне никто не приходил вообще.
На полу, где ходил, краски уже не было.
А 7 октября (День Конституции СССР) была амнистия и меня выпустили. Ротный за мной лично на машине приехал, кабан.
Я здорово похудел, но выдержал всё.
Капитану хотел в бубен дать (а он в части таким славным парнем стал прикидываться), но ребята отговорили – увольнение на носу. Его, кстати, убрали из нач. гауптвахты ещё до моего увольнения, но причину не знаю.
С ротным после этого случая перестал общаться. Обратился к начальнику разведки, он приказал ротному направить меня на аккорд в штаб (все, естественно, через НШ бригады) и я уже официально не исполнял обязанности старшины роты и служил «самостоятельно»: после зарядки – в штаб и там до отбоя.
Ротный злился, грозил мне дембелем на Новый год, а я написал письмо в деканат института (был призван со второго курса в пору экспериментов) и в политотдел бригады пришел для меня вызов на учебу. В результате – увольнение в запас 5.11.1987 (причем оказался третьим по счету среди уволенных).
PS. На той девушке женился и вот уже 19 лет мы вместе. Воспитали двух сыновей – старший осенью пойдет служить (тоже со второго курса института). Через военкомат пробиваю ему ВДВ – по здоровью должен пройти. Медкомиссия – 5 сентября.
Вот, предлагаю свой опус.
Вечер, 1 октября, около 17.00, стою напротив КПП с девушкой (через дорогу, шириной около 7м); вдруг к КПП подъезжает УАЗик с НТ (мой «горячо любимый» п/п-к Колмыков – я писал о нашей «любви» в другой ветке) и НТ «ласково» так смотрит на меня.
Я девушку провожаю до остановки троллейбуса (метров 15 в сторону), не спеша иду к КПП, при этом уже вижу поверх ворот о подготовке к встрече меня на плацу – стоит командование роты + НТ (а рота как раз готовилась заступать в гарнизонный караул). И прямо у КПП, на плацу, НТ мне 7 суток объявляет за самоход. А ротный, хотя я у него отпросился перед тем, как выйти на КПП, ни слова…
Приехал в комендатуру вместе со своими, передали меня нач. гауптвахты («наш» капитан, из бригады, только из кадрированного батальона). Арестованных – около 10 чел, все «мабута». К-н сразу ко мне «шестерку»-грузина с машинкой для стрижки направляет. Я грузина посылаю, к-н подлетает ко мне сам и орет: «Да я тебя зачмырю, да я тебя …., да ты у меня …». Ну, как обычно.
Не помню, что я ему сказал (я в бригаде был весьма известной личностью, был замкомандира разведвзвода и исполнял обязанности старшины РР, знал устав и за своих бойцов мог и п/п-ка послать по-уставному – были случаи)), но он определил меня в одиночку, без окон (в смысле – рамы без стекол). А на дворе, как я сказал – октябрь-месяц.
Выход во двор на прогулки, работы, умывание, туалет – все было запрещено. Для туалета мне поставили дырявый бак (чтобы я парашу прочувствовал). Вечером отстегивали от стены кроватку («вертолет»), утром её опять к стене – как обычно.
Ложился спать (а ветер гудит и на улице, и в камере) – сна хватало часа на два. Замерзал. Шинель нельзя. Просыпался от холода – отжимался от пола. Нагреюсь – и опять на «вертолет», спать. Вновь проснусь от холода. Опять отжимаюсь. Сон. И так до подъема.
Отказался от пищи – не срать же в бачёк!; пил только по полстакана чая 2 раза в день (чтобы в туалет не хотелось).
Днем ходил по диагонали камеры (камера, как говорит «Рядовой-К» - 1,5х2,5м). Где ходил на полу, а пол крашенный, стала проявляться светлая полоса.
На третью-четвертую ночь захотелось в туалет – подозвал караульного командирским голосом, "сурово" посмотрел на него – сводили.
Примерно на пятую ночь холод уже был по барабану – спал часа по 4 между отжиманиями.
К-н днем приходил в камеру и первым делом воздух нюхал (обещал же мне, что я провоняюсь парашей), потом к бачку – смотрел и туда, мразь. Инструктировал начкаров в отношении меня – никуда не выводить, днем мне устав в руки для изучения и постоянно меня проверять. А начкары «мабутовские», мол «так точно», а видимо он уже и их достал – ко мне никто не приходил вообще.
На полу, где ходил, краски уже не было.
А 7 октября (День Конституции СССР) была амнистия и меня выпустили. Ротный за мной лично на машине приехал, кабан.
Я здорово похудел, но выдержал всё.
Капитану хотел в бубен дать (а он в части таким славным парнем стал прикидываться), но ребята отговорили – увольнение на носу. Его, кстати, убрали из нач. гауптвахты ещё до моего увольнения, но причину не знаю.
С ротным после этого случая перестал общаться. Обратился к начальнику разведки, он приказал ротному направить меня на аккорд в штаб (все, естественно, через НШ бригады) и я уже официально не исполнял обязанности старшины роты и служил «самостоятельно»: после зарядки – в штаб и там до отбоя.
Ротный злился, грозил мне дембелем на Новый год, а я написал письмо в деканат института (был призван со второго курса в пору экспериментов) и в политотдел бригады пришел для меня вызов на учебу. В результате – увольнение в запас 5.11.1987 (причем оказался третьим по счету среди уволенных).
PS. На той девушке женился и вот уже 19 лет мы вместе. Воспитали двух сыновей – старший осенью пойдет служить (тоже со второго курса института). Через военкомат пробиваю ему ВДВ – по здоровью должен пройти. Медкомиссия – 5 сентября.
